Дипломная работа: Теоретические основы исследования способов и приемов убеждения в судебной речи

Введение

Язык и речь занимают особое место в профессиональной деятельности юриста. Ведь юрист – это правовед. А право – это совокупность устанавливаемых и охраняемых государством норм, правил поведения, регулирующих общественные отношения между людьми и выражающих волю государства. Формируя и формулируя правовые нормы, охраняя их в различных многочисленных процессуальных актах, юрист должен безупречно владеть нормами языка и охранять их.

Изучение языка законов, процессуальных актов, судебных речей осуществляется двумя науками: юриспруденцией и лингвистикой.

Науке известен ряд работ о языках закона (Т.А. Бушуева, И. Ильинский, Н.Ф. Кузнецова, А.А. Ушаков, Г.И. Шатков), монографии по вопросам судебной речи (Н.С. Алексеев, А.Н. Васильев, Б.Н. Головин и др.).

Однако, говоря о языке нормативного или процессуального акта, судебной речи, авторы выступают прежде всего как юристы, так как их интересует выраженное в документе правовое содержание, анализ же языка, как правило, без соответствующей лингвистической основы и сводится, по существу, к общим рассуждениям о точности, доходчивости, выразительности. Недостаточное внимание к языку правоведения проявляется и в системе юридического образования.

В последние 15–30 лет появилось некоторое количество работ о языке права и речи юриста. Научные статьи (Н.В. Соловьев, В.В. Девяткина, Н.Н. Ивакина), публикуемые в журналах «Российская юстиция», «Правоведение» (Т.В. Губаев, Е. Сидоров), монографии (А.А. Леонтьев, Н.Н. Ивакина, Н.Г. Михальская и другие), а также учебные пособия (Г.С. Бояринцева, Н.Н. Ивакина, В.Ю. Яблонский).

По глубокому убеждению А.Ф. Кони, юрист, безупречно владел нормами литературного языка, должен быть человеком, у которого общее образование идет впереди специального, потому что юрист ежедневно имеет дело с самыми разнообразными явлениями жизни, и эти явления он должен правильно оценить, принять по ним нужное решение и убедить в правильности своей точки зрения обращающихся к нему людей.

Нарушение юристом языковых норм может вызвать отрицательную реакцию со стороны собеседников. Кроме того, каждый юрист выступает и как оратор, как пропагандист правовых знаний, читая лекции; прокурор и адвокат ежедневно произносят публичные речи в судебных процессах, поэтому необходимо владеть навыками публичной речи.

А.Ф. Кони же в своих выступлениях неоднократно подчеркивал значение нравственных начал в судебной деятельности, и это не случайно. В течение ряда лет он настойчиво разрабатывал курс судебной этики. «Можно и даже должно говорить, – писал он, – об этической подкладке судебного красноречия, для истинной ценности которого недостаточно одного знания обстоятельств дела, знания родного языка и умения владеть им и, наконец, следования формальным указаниям или ограничениям оберегающего честь и добрые права закона. Все главные приемы судоговорения следовало бы подвергнуть своего рода критическому пересмотру с точки зрения нравственной дозволенности их. Мерилом этой дозволенности могло бы служить то соображение, что цель не может оправдывать средства и что высокие цели правосудия… должны быть достигаемы только нравственными средствами. Кроме того, деятелям судебного состязания не следует забывать, что суд в известном отношении есть школа для народов, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству».

В многочисленных печатных работах и публичных выступлениях А.Ф. Кони старался привить мысль, что судебное разбирательство, прения сторон должны. школой нравственного воспитания народа. Этим целям на протяжении многих лет подчинял свою деятельность

К каждому слову, к каждой фразе он относился с чувством большой ответственности. Отсюда вытекали и его требования к судебному оратору. Образованный юрист, отмечал А.Ф. Кони, должен быть человеком, в котором общее образование идет впереди специального. Эту идею он настойчиво развивал в ряде своих работ. В сохранении душевной чистоты и гуманности он видел важнейшую заповедь для лиц, вступивших на судебное поприще. Жизнь многогранна. Все ее проявления не укладываются в правовые регламенты. Поведение человека обусловлено рядом не всегда уловимых причин. Большая и почетная задача возлагается на юриста, который «не должен ограничиваться одним знанием права, кассационных решений, не должен закрывать глаза перед жизнью, не должен быть «статистом» в том смысле, как понимал это слово один представитель судебного ведомства семидесятых годов, производя его от слова «статья», – нет, он должен быть широко и глубоко образованным человеком, сведущим в истории, искусстве, литературе. С ними судья не сделается ремесленником. Игнорируя эти условия, судья упустит из виду высший предмет правосудия – человека». Заботу о человеке, о справедливом решении его судьбы А.Ф. Кони ставил выше всего.

Объектом исследования является профессиональная речь известного юриста XIX в А.Ф. Кони, представленная в судебных материалах. Для сопоставительного анализа привлекался и современный материал судебных речей.

Предмет исследования в данном дипломе ограничен кругом коммуникативных качеств судебной речи.

Актуальность темы обусловлена недостаточным вниманием к языку правоведения со стороны юристов и лингвистов, что приводит к снижению качества содержания судебной речи и ее эффективности. Данный факт свидетельствует о нежелании судебного оратора вдумываться в значение употребляемых слов, о его неуважении к языку. Ведь высокий рейтинг многих юристов определяется тем впечатлением общей культуры и интеллигентности, которое оставляют их выступления, безукоризненное владение литературным языком, умение точно, ясно, правильно и логично выразить мысль. Все эти факторы представляют собой обязательное условие для успешной самопрезентации судебного оратора. Значит, язык – это профессиональное оружие юриста. И вопросы культуры речи юриста поднимаются самой жизнью, практической необходимостью.

Живой и постоянный интерес выдающихся русских писателей к судебной речи не мог не отразиться в их произведениях:» Преступление и наказание», «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского, «Воскресение» Л.Н. Толстого, «Русский лес» Л. Леоного. Некоторые из этих произведений включены в школьную программу, а это значит, что учитель должен будет познакомить детей на уроках литературы с особенностями судебной речи.

Теоретическая и практическая значимость исследуемой темы определяется комплексным использованием разных аспектов лингвистического анализа – грамматического, синтаксического, функционально – стилистического, текстового. Определенную практическую значимость представляет анализ особенностей языкового оформления судебной речи, знание чего помогает избежать неточностей и способствует верной трактовке излагаемой информации.

Методы: лингвистический анализ текста на всех его уровнях; стилистический анализ; сопоставительный лексикографический анализ и др.

Структура дипломной работы. Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

1. Теоретические основы исследования способов и приемов убеждения в судебной речи

1.1 Общее понятие предмета риторики

История знает как традиционный, так и нетрадиционные подходы к определению предмета риторики. Первый принадлежит античной эпохе, широко распространен и общеизвестен. Вторые – разнообразны, скоротечны и, как правило, неудачны.

В традиционном понимании риторикой называют ораторское искусство. Искусство убеждать с помощью слов. Его синоним – красноречие.

«Красноречие – это служанка убеждения», – сказал Коракс, который еще в 5 в. до н.э. открыл в Сиракузах школу красноречия и написал первый (к сожалению, недошедший до нас) учебник риторики. «Красноречие, – учил великий греческий философ Платон (427 – 346 до н.э.), – мастер убеждения». Итак, риторика – искусство.

Но она никогда не была только искусством. Она была и наукой, и недаром «отец риторики» Квинтиллиан (35 – 96 н.э.) называл ее и «ars bene dicendi» («искусство говорить хорошо») и «bene dicendi scientia» («наука хорошо говорить»). Скажем об этом подробнее. Как и все виды искусства, риторика уже при зарождении нуждалась в эстетическом освоении мира, в представлении об изящном и неуклюжем, красивом и уродливом, прекрасном и безобразном. У начала риторики стояли артист, танцор и певец, восхищавшие и убеждавшие людей своим искусством. Но одновременно молодая риторика базировалась и на рациональном знании. На отличии реального от нереального, действительного от мнимого, истинного от ложного. И мы по праву можем сказать, что у истоков риторики стоял не только артист, но также и логик, философ, ученный. И больше того. Уже древние остро ощущали, что, как всякое искусство, риторическое мастерство дается талантом. Но они также хорошо понимали, что мастерство развивается во многих опытах, совершенствуется благодаря знаниям, которые многократно развивают талант и сокращают число опытов. И что сумму таких знаний дает наука.

Наконец, в самом становлении риторики было и третье начало. Оно объединяло оба вида познания – эстетический и научный. Таким началом была этика, учившая различать честное и нечестное, справедливое и несправедливое, то, что достойно или что недостойно быть.

Итак, риторика была триедина. Она была искусством убеждать с помощью слов, наукой об искусстве убеждать с помощью слов и процессом убеждения, основанным на моральных принципах.

В соответствии с древними традициями риторику делят на пять частей: «Изобретение мыслей», «Расположение мыслей», «Украшение мыслей», «Запоминание» и «Произнесение речи». Четвертый и пятый разделы иногда объединяют, называя их «Подготовкой речи». Такое деление дает, например, Цицерон (106 – 43 до н.э.), у которого читаем: «Все силы и способности оратора служат выполнению следующих пяти задач: во-первых, он должен приискать содержание для своей речи; во-вторых, расположить найденное по порядку, взвесив и оценив каждый довод; в-третьих, облечь и украсить все это словами; в-четвертых, укрепить речь в памяти; в-пятых, произнести ее с достоинством и приятностью».

Есть самые разные виды красноречия – академическое и парламентское, дипломатическое и административное, педагогическое, судебное, военное, церковное, торговое и многие другие. Конечно, античный мир не знал еще такого широкого и глубокого дифференцированного диапазона речевой деятельности, как наше время. Но все виды родились и жили уже в средние века. Отсюда разделение риторики на общую и частные.

1.2 Композиция судебной речи

Риторика, в зависимости от цели оратора, различает пять видов речи: развлекающая, информационная, воодушевляющая, убеждающая, призывающая к действию. Судебная речь является разновидностью убеждающей речи, где главным средством воздействия на слушателей является логическая аргументация. Это обстоятельство находит отражение и в ее композиционном построении. По мнению античных судебных ораторов, полная судебная речь должна содержать семь частей: вступление, предложение, разделение, изложение или повествование, доводы, патетическую часть, заключение. Такое членение на составляющие было обусловлено стремлением говорящего представить логическую аргументацию в наиболее доходчивой форме. Основной тезис оратора, или конкретная его цель, формулировался как короткое, ясное и четкое утверждение. Это утвердительное предложение (тезис) оратор обязан доказать, поэтому оно становилось заключением силлогизма. Если тезис оратора был сложным и его нельзя было выразить как простое суждение, оратор делил его на составляющие части, чтобы каждая из составляющих могла стать заключением силлогизма. В этом случае надо было доказывать несколько главных силлогизмов. Если тезис оратора нельзя выразить как простое суждение, главным силлогизмом становится дедуктивное умозаключение из сложных суждений. Такой подход к построению речи диктовал и отношение к собранному материалу: все, что имело отношение к доказательству основного тезиса оратора, должно было войти в речь, а все, не имеющее прямого отношения к доказательству, следовало исключить из текста.

Изящество в слове остается неизменным требованием, предъявляемым к судебному красноречию, поскольку только с его помощью удается овладеть вниманием слушателей, усилить доводы и выразительность каждой части речи.

Назовем теперь композиционные части данной речи, а затем обсудим каждую из них более подробно. Обычно речь начинается введением или вступлением, иногда эту часть называют приступом. Затем следует предложение – это ясно и кратко сформулированный основной тезис оратора, конкретная цель всей речи, которая обычно излагалась так, чтобы потом быть доказанной как силлогизм. За предложением следовало разделение. В этой час и основной тезис оратора делится на составляющие части и кратко объясняется весь порядок изложения речи. Затем оратор излагал свой взгляд на обсуждаемый вопрос. Эта часть речи называется повествованием или изложением.

Для обоснования своей позиции автор использовал доказательства, подтверждающие его точку зрения и опровергающие аргументы процессуальных противников. Последняя часть называлась «доводы». За доводами следовала патетическая часть, в которой оратор стремился воздействовать на чувства слушателей и таким образом усилить действие логических аргументов. Завершало речь заключение, где оратор или кратко повторял сказанное, или выводил следствия из уже доказанного утверждения, или стремился еще раз подействовать на чувства слушателей.

Не всякая речь содержит в себе все названные части, и не всегда они следуют одна за другой в таком порядке. Композиционная форма речи изменяется в соответствии с особенностями конкретной цели оратора, его центрального тезиса. Оратор может начать речь сразу с объяснения основного тезиса, исключив введение и разделение. Иногда большая посылка высказывается без доказательств как мысль известная, которую никто не станет оспаривать. Но полная речь всегда содержит в себе все названные композиционные части.

Затем следует предложение. Основное утверждение оратора просто для восприятия и потому оратор, стремящийся показать свое уважение к слушателям и тем самым вызвать с их стороны такие же ответные чувства, соединяет его с разделением. Таким приемом оратор подчеркивает свое стремление не отнимать у слушателей лишнего времени.

Разделение – это основной тезис оратора, конкретная цель его выступления, которая в этой части речи делится на составляющие части и излагается как одно или несколько утверждений. После того как оратор докажет эти утверждения, его речь считается законченной, и он должен перейти к заключению. Части этих утверждений (если эти утверждения являются сложными суждениями) определяют и указывают порядок изложения и доказательства.

Простой категорический силлогизм, с помощью которого доказывается утверждение (р) – умозаключение, определяющее то, как будут строиться все части данной речи. Меньшая его посылка – основа повествования, а большая является отправной точкой для доводов.

Закончив с патетической частью, оратор переходит к заключению. Здесь он кратко повторяет доводы, доказывавшиеся в речи. Обращает на себя внимание последний аргумент заключения. Античные ораторы полагали, что он должен быть сильнейшим и должен воздействовать не только на разум, но и на чувства слушателей. Поэтому Цицерон берет его из патетической части речи.

1.3 Роль типологии в диагностировании личностных качеств адвокатов

1.3.1 Основания для изучения текстов защитительных речей

Неотъемлемой частью жизни человека во все времена является общение. Качественное взаимодействие необходимо для успешного воздействия людей друг на друга, которое возможно при наличии определенных знаний об особенностях поведения той или иной группы коммуникантов. Задачей прагмалингвистики является изучение вербального управления человеческим поведением, моделирование индивидуального и социального поведения людей посредством речи (Киселева 1978:98, Сахарный 1983:136).

С помощью методов скрытой прагмалингвистики можно диагностировать речевое поведение различных социальных и профессиональных групп. В прагмалингвистическом аспекте изучалось речевое поведение авторов научных текстов (Матвеева 1984, 1986, 1990, 1993), авторов деловых эпистолярий (Чигридова 2000), военных мемуаров (Моисеенко 2000), специалистов в области компьютерной техники (Нужнова 2003), стереотипное поведение журналистов (Одарюк 2003). Речевое поведение адвокатов с точки зрения прагмалингвистики ранее не рассматривалось. Представляется, что исследование личных качеств адвокатов дополнит галерею речевых портретов, составленных ранее.

Успешность высказывания в конкретной ситуации, направленного на конкретного получателя, служит критерием оценки прагмалингвистического аспекта языка (Матвеева 1993: 26). В конкретной ситуации уголовного или гражданского процесса центральным субъектом является обвиняемый. Обвиняемый имеет право на защиту (Конституция РФ, 2001: 19), но он также может отказаться от профессионального адвоката и защищать себя сам. Последнее слово подсудимого считается существенной частью права человека на защиту в целом (Львова 2000: 259) и это обращение к суду также приравнивается к защитительной речи (Кобликов 2000: 365). Таким образом, человек, произносящий речь в свою защиту или выступающий по просьбе кого-либо, временно становиться адвокатом.

Защитительная речь – это публичная речь в защиту обвиняемого, обращенная к суду, ко всем участвующим и присутствующим при рассмотрении уголовного или гражданского дела (Стояренко 2000). Защитительная речь – вид официальной речи, произносимой в суде. Выступление перед разнородной аудиторией требует от адвоката максимальной концентрации и мобилизации интеллектуальных и духовных сил, чтобы выполнить главную цель – добиться оправдательного вердикта или смягчения приговора для подзащитного. Среди особенностей защитительной речи необходимо отметить наличие четырех адресатов: суда присяжных заседателей, судьи, прокурора и публики. Для воздействия на суд присяжных заседателей, от которых зависит принятие решения (Божьев 2002: 486), адвокат применяет свое знание о людях. Определение прогноза их поведения помогает говорящему воздействовать на слушающего (Еремеев 2000: 255). От того в какой форме и объеме отправитель подаст информацию, зависит вероятность достижения им своих целей (Моисеенко 2000: 20). Пытаясь изменить мнение суда в пользу своего подзащитного, адвокат на неосознаваемом уровне выражает собственное отношение к предмету речи. Значит, по речи можно исследовать не только эффективность ее воздействия, но и диагностировать личность автора (Богомолова 2000: 261). Для анализа речевого поведения адвокатов с целью диагностировать их личностные и профессиональные качества были взяты судебные тексты разных временных отрезов.

1.3.2 Проблема воздействия в риторике и прагмалингвистике

Риторика (греч. rhetorike – ораторское искусство) – зародилась и древней Греции в V в. до н.э. Расцвет риторики объясняется становлением афинской рабовладельческой демократии, при шторой ведущая роль в государстве была отведена трем утверждениям: народному собранию, совету пятисот, народному суду, Во всех трек учреждениях искусство живого слова играло существенную роль. В суде от красноречия зависело успешное завершение судебного разбирательства. А от того, насколько убедительно прозвучит выступление оратора на совете или собрании, зависел исход государственного дела (Михайличенко 1994: 18–19).

Мастерами красноречия в Древней Греции были софисты, Горгий (ок. 483–375 гг. до н.э.), Лисий (459 – 380 гг. до н.э.) Протагор (ок. 480 – 410 гг. и. э.) и другие заложили основы теории красноречия. Для софистов характерно перемещение интересов от поиска абстрактных истин к выработке прагматических рецептов поведения человека в обществе. Греческие философы Платон (427 – 347 гг. до н, э.) и Аристотель (384 – 322 гг. до н.э.) внесли вклад в развитие риторики. В центре внимания классической риторики всегда находилось умение убеждать, склонять к своей точке зрения. В своем труде, описывая составные элементы речи, Аристотель на первое место ставил оратора (Аристотель 197В: 24). Всеобщий характер риторики, по мнению ученого, проявляется в ее необходимости для достижения успеха, как в повседневных делах простого человека, так и в делах государственной важности.

Развитию риторики как особой области научных знаний способствовала деятельность римских ораторов и теоретиков риторики М Т. Цицерона (106-гг. до н.э.) и МФ. Квинтилиана (36 – 96 гг. до н.э.). Интенсивная общественная жизнь в Риме времен республики способствовала развитию ораторского искусства. Античная риторика состояла из нескольких разделов, Главным был раздел clocutio или словесное выражение. Эта часть риторики обучала критериям красноречия: правильности, ясности, упорядоченности (уместности) и красоте (украшенности). Соответственно этим критериям предлагались средства достижения необходимого результата – отбор средств, их сочетание, фигуры речи (Топоров 1998:417).

Продолжая мысль Аристотеля о воздействии, в трактате «Брут» Цицерон говорит о главных достоинствах оратора – умении убеждать слушателей точными доводами и, что важнее, способности волновать души действенной речью. В книге «Об ораторе» он отмечает, что люди в своих поступках чаще руководствуясь чувствами, чем правилами и законами. Поэтому умение оратора воздействовать на чувства аудитории имеет большое значение к риторике (Кузнецова, Стрельникова 1976:35).

Традиции античной риторики были продолжены в средневековье. Наряду избранными науками риторика положена а основу университетского образования во многих европейских государствах, особенно во Франции, Италии, Германии, В средневековой Византии ученые Пселл, Георгий Трапезундский и другие развивают идеи античных авторов Гермотна, Мендра Лаодикийского, Афтония. Совершенствуя учение о тронах и фигурах речи, риторика византийского периода ориентируется на говорящего в отличие от филологии, направленной на воспринимающего субъекта (Сусов 1999:68).

Гибель Римской империи ознаменовала смену социально-экономического формации и обусловила существенные изменения в духовной жизни, Церковная проповедь становятся распространенной формой устного массового общения. На основе проповеди развивается средневековое ораторское искусство. На поприще церковного проповедничества выросли крупные богословские ораторы Знаменитый Иоанн Златоуст (ум. в 407 г.) считался идеальным византийским проповедником.

1.4 Риторический подход в прагмалингвистике

Западноевропейское Возрождение положило конец средневековью и к началу XVI в. ознаменовало новую эпоху в истории. Бурный рост культуры, развитие светского мировоззрения привело к началу эпохи Просвещения. Заметный вклад в развитие риторики этого периода внесли европейские писатели и мыслители: Б. Паскаль, М. Монтень, Ж. Лабрюйер, Ф. Бэкон, И. Гете, Г. Лихтенберг и др. На первый план выдвигается действенность речи, способность оратора увлечь аудиторию, мобилизовать ее на конкретное действие (Толмачев 1973: 49 – 50).

В 17 в. идеи риторики проникают в Россию и отражаются в трудах Феофана Прокоповского, М.В. Ломоносова, Н.Ф. Кошанского и др. Учебник М.В. Ломоносова «Краткое руководство к красноречию» положил начало русской риторике. Ученый дает советы оратору, предвосхитив закономерности, которые будут сформулированы социальной психологией, теорией управления и другими науками (Толмачев 1973: 91).

Во второй половине 19 в. достигло высокого совершенства русское судебное красноречие. Его расцвет связан с судебной реформой 60-х годов и введением суда присяжных. Производство в суде присяжных основывается на принципе состязательности. Этот принцип предусматривает обязательное участие в суде обвинителя и защитника (Громов 2001: 487). Прения сторон в открытых судебных процессах обязывали к тому, чтобы и прокурор и адвокат и представитель суда выступали убедительно, доходчиво, ярко. Судебные ораторы осваивали и развивали речевую культуру, стремились говорить красочно и остроумно. Выдающимися ораторами были Н.П. Карабчевский, Ф.Н. Плевако, П.А. Александров, С.А. Андреевский, В.Д. Спасович и др.

В 60-х годах 20 в. начинается расцвет риторики нового типа. Она становится одной из наиболее быстро и продуктивно развивающихся дисциплин филологического цикла. Риторика передает некоторые свои функции (например, нормативную функцию) новой дисциплине – лингвистке текста. В то же время лингвистические факторы такие, как лингвистическая связанность (единство) текста, грамматическая структура предложения, выделение сверхфразовых единств, предполагают зависимость риторических структур от языковых структур (Топоров 1998: 417).

Передача отдельных функций другим дисциплинам привела риторику к потере ее универсального характера и ограничила ее интересы изучением речи, созданной с определенной целью и адресованной конкретной аудитории. Цель риторической деятельности – создание публичного высказывания, призванного воздействовать на аудиторию (Анисимова, Гимпельсон 2002:7). Назначение защитительной речи – переквалифицировать преступление после речи обвинителя и обосновать аргументы об изменении меры наказания (Ивакина 1999). Следовательно, основная функция судебной защитительной речи – воздействие на аудиторию.

Реализуя открытые намерения, судебный оратор опирается на правила риторики. В юридической практике применяются следующие правила: правило ясности и точности, правило полноты высказывания и правило фактологической обоснованности (Франк 1986: 371). Каждому правилу риторики соответствует одна из четырех категорий основного принципа речевой коммуникации в прагмалингвистике: Количества, Качества, Отношения и Способа (Грайс 1985). Правилу ясности и точности употребляемых слов и рассуждений соответствуют категории Способа (Выражайся ясно) и Отношения (Не отклоняйся от темы). Правило обоснованной полноты высказывания связывают с категорией Количества (Говори не больше и не меньше, чем требуется). Правило фактологической обоснованности совпадает с категорией Качества (Старайся, чтобы высказывание было истинным).

Риторика признается предтечей прагматики (Булыгина 1981: 333; Варзонин 1998: @; Степанов 1981: 325). Под прагматикой в широком смысле понимается направление исследования языка, выделяющее и изучающее его единицы в их отношениях к тому лицу или лицам, которые пользуются языком (Ахманова 1996: 344). Одно из направлений прагматики – прагмалингвистика. В центре внимания лингвистической прагматики находится широкий круг вопросов, связанных с пониманием речевого общения и верной оценкой его целевой направленности. Эти вопросы фокусируются на говорящем субъекте, адресате, их взаимодействии и ситуации общения.

Изучая языковую личность, прагмалингвистика взаимодействует с другими дисциплинами: стилистикой, социолингвистикой, психолингвистикой и т.д. Языковая личность – есть личность, выраженная в языке (текстах и через язык). Она несет в своих проявлениях опыт развития поколений, в том числе и опыт мастеров слова, опыт страны, среды и свой собственный (Демьянков 2003: @). Представляется существенным отметить два наиболее интересных направления прагмалингвистики: функциональную прагмалингвистику и скрытую прагмалингвистику.

Функциональная прагмалингвистика исследует функционирование языка в дискурсе, вплетенном в совместную практическую деятельность людей в процессе межличностного взаимодействия людей. При этом под дискурсом понимают речь как компонент взаимодействия людей, влияющий на когнитивные процессы (Арутюнова 1998: 136).

Скрытая прагмалингвистика изучает речь говорящего субъекта с целью диагностирования личностных черт по его речи (Матвеева 1993: 4). Проведение такой диагностики возможно благодаря наличию индивидуальных авторских речевых особенностей, актуализируемых в виде тонких нюансов смысла (Матвеева 1998: 28).

Нюансы смысла можно определить как различные содержания речевых стратегий скрытого воздействия отправителя текста на его получателя. В конкретном речевом акте эти нюансы представляют собой актуализацию одного из вариантов каждой речевой стратегии. Актуализируясь говорящим мгновенно и неосознанно, эти многочисленные и разнообразные сигналы смысла так же неосознанно воспринимаются и накапливаются слушающим. Нюансы смысла – это дополнительные содержательные элементы, которые добавляет говорящий к уже имеющимся грамматическим и лексическим значениям, используемым в конкретной типичной речевой ситуации общения. Такой типичной речевой ситуацией является любая совокупность элементов высказывания (Матвеева 2001: 91).

Для непосредственного анализа и в риторике и в прагмалингвистике используют один и тот же материал – речь. Основной объект исследований обеих наук – выбор языковых средств для наилучшего воздействия на слушающего или читающего. Экстралингвистический контекст, под которым понимают объемное сочетание таких факторов как место, время речевого взаимодействия, настроение коммуникантов, степень их знакомства и т.д., является объектом пристального внимания прагмалингвистики (Солнцев 1971: 143). В риторике учет экстралингвистического контекста позволяет добиться максимально эффективного воздействия (Danes 1999: 4–5).

Риторический подход в прагмалингвистике предпочитает изучение эффективного использования языка в повседневном общении и в социально значимых ситуациях. Прагматика, как и риторика, изучает значение в его отношении к речевой ситуации. Кроме коммуникантов, высказывания, времени и места, в понятие речевой ситуации включается цель речи и иллокутивный акт как один из этапов речевого акта (Leech 1983: 123).

Принципы прагматики не конвенционны, а мотивированы целями коммуникации; прагматика оперирует межличностными отношениями и текстом, вводит шкалу градуированных и неопределенных оценок (Безменова 1991: 60). Набор признаков, характеризующих прагмалингвистику, может быть отнесен к риторике. Сходство риторики и прагмалингвистики выражается в факте существования риторических и прагматических фигур. Классические риторические фигуры – анафора, удвоение, повтор, подтверждение и другие речевые приемы могут быть соотнесены с прагматическими фигурами – встряхиванием, сокращением, уступкой, призывом и др. В этом случае подразумевается владение говорящим коммуникативной ситуацией. Прагматическая тактика состоит в том, чтобы, пользуясь прагматическими фигурами, произвести хорошее впечатление на собеседника (Haft 1999: 119).

Изучение сходства прагмалингвистики и риторики, основанное на внимании этих двух наук к речи, дает возможность выделить различия, которые располагаются на глубинном уровне. Принципиальная разница между прагмалингвистикой и риторикой заключается в том, что для прагмалингвистики важен результат, для риторики – его предвосхищение (Варзонин 1998: @). Предметом риторики является прозаическая «украшенная» речь и правила ее построения. Предмет прагмалингвистики – это вопросы выбора «языковых средств из наличного репертуара для наилучшего воздействия» (Степанов 1981: 325).

Описывая и предписывая процедуры конструирования коммуникативных форм и ситуаций, риторика накладывает на автора обязательство строить высказывание эффективно (Лахманн 2001: 20–21). Это требование тесно связано с вопросом расположения материала, или композицией судебной речи.

Для судебного выступления характерно трехчастное деление: вступление, основная часть, заключение. Большое значение имеет подбор и распределение аргументов, использование изобразительных средств, логики изложения (Хазагеров, Ширина 1994: 123). Осознавая свою задачу, оратор строит свою речь в соответствии с этими требованиями. Придавая своему высказыванию ясность, логичность и употребляя риторические фигуры говорящий оказывает прямое воздействие на слушающего (Матвеева, Варнавских 2002).

Под прямым воздействием в прагмалингвистике понимают осознанное преднамеренное речевое действие отправителя. Прямое воздействие эксплицировано на уровне семантики коммуникативного высказывания. Вместе с тем, в речи отправителя накапливаются скрытые лингвистические сигналы, актуализируемые им на неосознаваемом уровне. Эти речевые сигналы также оказывают на получателя воздействие, которое является скрытым (Горло 2004: 116).

2. Способы и приёмы убеждения в судебной речи по А.Ф. Кони

Введение, или вступление – необходимость этой части диктуется соображениями здравого смысла. Действительно, прежде чем начать что-то объяснять или доказывать, необходимо сказать, почему мы начинаем говорить, привлечь к себе внимание слушателей, заинтересовать тем, что будет произнесено. Если оратор уверен в благосклонности и внимании слушателей, он может обойтись и без этой части речи. Назначение введения в том, чтобы привлечь внимание слушателей и расположить их в свою пользу. Если же вам известно, что слушатели имеют предубеждение против того, что вы собираетесь сказать, то именно в этой части речи оратор должен постараться рассеять такое предубеждение, иначе все, что он скажет потом, не будет услышано или истолкуется совсем не так, как хотел оратор.

Чтобы возбудить внимание слушателей, оратор должен отметить важность, значимость или необычность предмета речи. Если этого сделать нельзя, то, по крайней мере, надо постараться представить яснее и четче то, что прежде казалось неясным и сбивчивым; тогда вас будут слушать. Иногда во введении обращаются к толкованию самого обсуждаемого события и его влиянию на чувства слушателей.

В том случае, когда оратор имеет дело с аудиторией, предубежденной против того, что он станет говорить, он должен постараться рассеять это предубеждение. В связи с этим в риторике принято различать два рода введения: естественное и искусственное. Во введении первого рода оратор просто старается привлечь внимание слушателей и добиться их благосклонности;

Например: Господа судьи, господа присяжные заседатели! В Лесном, под самым Петербургом, умер одинокий скопец, которого считали – и не без основания – человеком очень богатым. После его смерти найдено несколько векселей и расписок на 77 тыс. руб. и 28 руб. наличности. Так как ни векселям, ни распискам не наступил еще срок, то оказалось, что этот богач проживал, в буквальном смысле, последнюю копейку и рисковал остаться совершенно без необходимых для ежедневных расходов средств, если бы… не поспешил умереть вовремя. Обвинительная власть не может, однако, примириться со столь неожиданным обнищанием. Она полагает, что это обнищание действительно совершилось, но не при жизни покойного, а после его смерти, в ущерб его наследникам – и совершилось очень быстро и очень ловко. Она простирает свое любопытствующее недоверие так далеко, что решается считать виновником этого превращения солидных средств в 28 руб. человека, который, по его собственным словам, будучи другом умершего, «никогда не сходил с пути чести и добра». (Кони А.Ф. Речь по делу о расхищении имущества умершего Николая Солодовникова).

Во введении второго рода оратор ставит перед собой цель – переубедить слушателей, изменив их отношение к тому, о чем он собирается говорить.

Например: Господа судьи, господа присяжные заседатели! Вашему рассмотрению подлежат самые разнообразные по своей внутренней обстановке дела; между ними часто встречаются дела, где свидетельские показания дышат таким здравым смыслом, проникнуты такою искренностью и правдивостью и нередко отличаются такою образностью, что задача судебной власти становится очень легка. Остается сгруппировать все эти свидетельские показания, и тогда они сами собою составят картину, которая в вашем уме создаёт известное определенное представление о деле. Но бывают дела другого рода, где свидетельские показания имеют совершенно иной характер, где они сбивчивы, неясны, туманны, где свидетели о многом умалчивают, многое бояться сказать, являя перед вами пример уклончивого недоговаривания и далеко не полной искренности. Я не ошибусь, сказав, что настоящее дело принадлежит к последнему разряду, но не ошибусь также, прибавив, что это не должно останавливать вас, судей, в строго беспристрастном и особенно внимательном отношении к каждой подробности в нем. Если в нем много наносных элементов, если оно несколько затемнено неискренностью и отсутствием полной ясности в показаниях свидетелей, если в нем представляются некоторые противоречия, то тем выше задача обнаружить истину, тем более усилий ума, совести и внимания следует употребить для узнания правды. Задача становится труднее, но не делается неразрешимою (Кони А.Ф. Речь по делу об утоплении крестьянки Емельяновой).

Каким же требованиям должно отвечать введение? Прежде всего, готовя речь, не нужно с него начинать. Если оратор будет следовать этому методическому правилу, он с меньшими затратами добьется положительных результатов. Вначале надо продумать и подготовить все остальные части речи, а после этого заниматься введением.

Введение должно соответствовать всей речи, то есть основные мысли выступления обязательно получают отражение во введении, не они там только намечаются; так делается, чтобы подготовить слушателей к тому, что потом будет подробно и развернуто изложено оратором. Введение должно не только соответствовать речи, но и быть ее необходимой частью, поэтому не следует начинать введение с вопроса, далекого от основной темы речи. Задача оратора во введении – подготовить слушателей к восприятию общей и конкретной целей всей речи. Только определив и сформулировав, какой реакции вы хотите добиться от слушателей и что является вашим основным тезисом, можно переходить к размышлениям о том, как привлечь внимание слушателей и каким образом добиваться их благосклонности.

Второе требование. Введение должно быть просто и ясно, в нем не нужны искусственность или вычурность. Излишнее украшательство во введении настораживает слушателя: не видя естественной простоты в начале речи, он обычно начинает думать, что не услышит истинных слов вообще. Кроме того, пышное и многообещающее введение – это обязательство для оратора сказать потом еще нечто большее. Замечено, однако, что чем большего от вас ждут слушатели вначале, тем сильнее они будут разочарованы, если их ожидания не сбудутся. Не спешите брать на себя слишком больших обязательств; они могут оказаться чрезмерными.

Слушатели обращают особое внимание на то, как держится выступающий прежде всего тогда, когда он начинает свою речь. Оттого умный и тонкий оратор всегда начинает речь просто и не стремится сразу будоражить аудиторию. Задача введения – лишь ввести слушателей в ту систему понятий, которая потом будет подробно изложена в речи. Потому введение не должно быть большим и растянутым.

За введением обычно следует предложение. В этой части речи кратко и ясно излагается основное утверждение оратора, его конкретная цель.

«Предложив» предмет выступления, оратор затем разделяет его, то есть делит общую мысль на составляющие части, кратко объясняя порядок изложения. Если конкретная цель оратора излагается в виде простого тезиса, который не требует логического деления, можно переходить к повествованию или к доводам, не производя разделения. Разделение как композиционная часть речи помогает слушателям следить за мыслью оратора и лучше запоминать сказанное. Благодаря этой части слушатель приобщается к движению ораторской мысли и как бы сам участвует в произнесении речи.

Деление утверждения, составляющего основной тезис оратора, следует производить в соответствии с правилами, принятыми в логике. Утверждения, получившиеся в результате деления, в сумме должны составить исходное утверждение. Деление надо произвести по одному признаку, называемому основанием деления. Тогда члены деления будут явно отличаться один от другого и ни один не будет содержаться в другом. При этом в процессе деления основного утверждения оратора надо переходить к ближайшим видовым утверждениям, не пропуская ни одного из них. Произведенное деление будет казаться естественным, и речь не станет разрываться на части, если при изложении темы оратор начинает с простого, а потом переходит к сложному. Последний недостаток обусловливается ошибкой, называемой в логике скачком в делении. Она совершается обычно в том случае, когда исходное утверждение делится вначале на виды одного, а затем на виды другого порядка. В таком случае деление оказывается непоследовательным. Получившиеся члены деления должны быть выражены с максимальной краткостью: не должно быть ни одного лишнего или ненужного слова. Изящество и красота этой части речи состоит прежде всего в ясном, выразительном и кратком назывании каждого члена деления. Такое деление понятно и легко запоминается слушателями.

Например: Подобного рода дела редко доходят до суда. Преступление, о котором идет речь, обставляется обыкновенно так, что становится очень трудноуловимым. Поэтому в том, что подобное дело дошло до суда, уже надо признать некоторую предварительную победу правосудия. Кроме того, при производстве подобного дела, в большей части случаев, свидетели наносят в него такую массу грязи, что трудно отличить настоящие обстоятельства его от тех, которыми оно загрязнено и искажено (Кони А.Ф. Речь по делу о лжеприсяге в бракоразводном процессе супругов З-ных).

Следующая часть речи повествование, или изложение, в которой оратор стремится уверить слушателей, что разбираемое событие произошло именно так, как он об этом говорит. Здесь оратору приходится решать очень важные задачи: изложить обстоятельства дела, представив их с выгоднейшей для себя стороны; все противоречащее концепции оратора или не согласующееся с его позицией должно быть ослаблено.

Важнейшие требования, предъявляемые к повествованию, или изложению: ясность, краткость, правдоподобие

Требование ясности предполагает, что излагаемые события будут переданы в определенном порядке, последовательно, подробно и четко; описание не будет содержать неясных и темных мест. Будут сделаны все необходимые ссылки при обозначении места, времени, действующих лиц, с описанием их характеров, действий, мотивов и изложением всех существенных обстоятельств. Оратор обязательно должен сказать судье, когда он начинает повествование и когда, закончив его, переходит к доводам. Если изложение, как полагает оратор, может показаться слушателям в каком-то месте длинным или сбивчивым, он должен тут же предупредить об этом судью.

Например: Действительный статский советник 3-н, будучи в разлуке с женой и находя, что она не исполняет своих супружеских обязанностей и, будучи его женою по закону, давно уже не дарит его тем счастьем, па которое он имел право рассчитывать, вступая в брак, решился развестись с нею. Он приехал для этого в Петербург, нашел здесь людей, которые согласились оказать ему юридическую помощь в начатии дела в консистории * и нравственную помощь для его ведения. Он нашел людей, которые с благородной откровенностью показали все, что могли, в защиту чести господина 3-на. Благодаря им семейная честь его была близка к восстановлению и дело шло естественным и спокойным ходом. Вдруг положение его изменилось. Сначала к делу стала присматриваться власть прокурорская, затем его взяла в руки власть судебная, и, наконец, оно перешло из мирных стен консистории в стены суда (Кони А.Ф. Речь по делу о лжеприсяге в бракоразводном процессе супругов З-ных).

Требование ясности важнейшее требование, предъявляемое к любой речи, и еще античные ораторы внимательно следили за тем, чтобы оно неукоснительно соблюдалось. Марк Фабий Квинтилиан даже сформулировал правило, которого должен придерживаться оратор, стремящийся к ясности. Правило содержит две части:

(1) Оратор должен говорить так, чтобы его могли понимать и при невнимательном слушании.

(2) Всякое слово, которое ни ясности, не украшению речи не способствует, должно считаться погрешностью.

Подготовить речь или часть речи, не нарушая этого правила, очень трудно, но выдающиеся русские юристы конца XIX – начала XX века полагали, что настоящий оратор должен ему неукоснительно следовать.

Только точное знание дает точность выражения. Поэтому оратор обязан четко представлять себе то, что хочет разъяснить. Излагая дело, оратор не может позволить себе вольность – путать или искажать фамилии подсудимых, потерпевших или свидетелей.

Речь в суде должна быть такой же простой и понятной, как и обычная речь. Чтобы проверить, насколько хорошо его понимают, оратор может проговаривать некоторые места своей будущей речи перед знакомыми людьми.

Краткость изложения состоит в том, чтобы были опущены все не имеющие отношения к делу подробности. Повествование будет кратким, если начнется с того места, которое прежде всего надо знать судье и которое необходимо для того, чтобы была понятия позиция оратора. Судебный оратор, желающий быть кратким, не станет уклоняться от главной темы, затрагивая малозначительные обстоятельства, не будет касаться посторонних предметов или повторять одно и то же. Не следует также описывать по частям то, что можно выразить одним предложением.

Например: Он приехал для этого в Петербург, нашел здесь людей, которые согласились оказать ему юридическую помощь в начатии дела в консистории и нравственную помощь для его ведения (Кони А.Ф. Речь по делу о лжеприсяге в бракоразводном процессе супругов З-ных).

Следующее требование, которому должно отвечать повествование, – правдоподобие. Правдоподобие повествования требует такого описания, разбираемых событий, которое согласовывалось бы с обычным естественным порядком вещей, не противоречило бы здравому смыслу и характерам действующих лиц.

Например: Для капитала был совершен брак – не по любви, конечно, и без всяких нравственных условий и колебаний (Кони А.Ф. Речь по делу о подлоге завещания от имени купца Козьмы Беляева).

В обоих примерах повествование, или изложение, ясно, кратко, правдоподобно и убедительно. Разница между ними лишь в том, что в первом случае оратор строит изложение так, чтобы «подогнать» факты под свою концепцию защиты, а во втором примере оратор исходит из фактов и на их основе строит обвинение.

Этой частью речи ораторы подготовили суд внимательно выслушать следующую часть речи, называемую «доводы».

В этой части судебной речи оратор доказывает собственные утверждения и опровергает утверждения, сделанные процессуальным противником. Обвинитель обычно начинает с доказательства. Защитник бывает вынужден опровергать утверждения обвинителя, а лишь потом обосновывать собственную трактовку разбираемых событий. С логической точки зрения, доказательство и опровержение – это одно и то же. Разница лишь в том, что при опровержении (в отличие от доказательства) доказывается не истинность утверждения, а его ложность. Прямое доказательство по своей логической структуре совпадает с косвенным опровержением, а косвенное доказательство – с прямым опровержением. Таким образом, рассматривать доказательства и опровержения как некий особый самостоятельный раздел судебной речи вполне правоверно. Это важнейшая часть судебной речи, поскольку без доводов сторон судебная речь не существует. Оратор должен решить две важнейшие задачи: 1) «изобрести» доказательства (или опровержения); 2) наилучшим образом расположить их. Прежде чём говорить об «изобретении» доказательств, необходимо кратко остановиться на некоторых общих положениях так называемой «теории общих мест», разработанной античными ораторами.

а) Теория общих мест, или топика

Древние риторы полагали, что доводы можно «изобрести», использовав для этого некие общие приемы. Методы, с помощью которых «изобретались» доказательства, считались универсальными, то есть пригодными для любого предмета и любого случая. Создателями этих методов считают софистов. Следующие поколения ораторов систематизировали открытия софистов и придали их учению стройную законченность. Это учение дошло до нас под названием «топика» или учение об общих местах. В основе своей учение об общих местах относится к логике.

Однако, как заметили еще древние ораторы, все топики, или общие места, способны лишь указать путь, следуя которым, можно найти истину; открыть же ее, то есть найти действительные связи и отношения между предметами мысли, обнаружить убедительные доказательства можно, только с помощью глубокого размышления и всестороннего изучения того вопроса, о котором говорит оратор. В связи с этим было принято различать доводы двух видов: существенные и несущественные.

Важнейшими общими логическими принципами, из которых делались доводы, были:

1) определение основных понятий составлявшейся речи; затем высказывались доводы, следовавшие из определений;

2) сравнивание основных понятий речи с другими понятиями и выявление тождества или различия сравниваемых понятий; доводы от сравнивания;

3) деление основных понятий на составляющие части; доводы от деления;

4) доводы от признания причинной обусловленности рассматриваемых явлений.

К несущественным доводам относились доводы, вызванные конкретными обстоятельствами самого дела.

У античных риторов изучение предмета речи отождествлялось с изучением понятий. Они полагали, что понятие изучено, если ему дано определение. Поэтому первым важнейшим принципом топики, или теории общих мест, было требование обязательного определения или раскрытия содержания важнейших понятий, то есть тех, которые входят в основное умозаключение.

Давая определение вещи, оратор черпал из него и доводы в пользу своей точки зрения. Это очень эффективный прием; им успешно пользуются все хорошие ораторы вплоть до настоящего времени.

Риторические определения или описания подразделялись на следующие виды:

1. Определения, учитывающие только свойства описываемой вещи.

2. Определения, учитывающие действия описываемой вещи.

3. Определения, даваемые через сравнивание двух вещей, для установления существования сходства или различия между ними.

4. Определения, учитывающие как свойства, так и отношения, связывающие данную вещь с другими вещами.

С логической точки зрения, дать определение понятию значит указать на его существенные признаки. Риторические определения топики не содержат такого требования. Таким образом, виды определений, рекомендуемые топикой, не являются строго логическими определениями, а относятся к приемам, заменяющим определения. Однако топика, как писал об этом Аристотель, ставила перед собой задачу – сделать изложение правдоподобным, а доводы – убедительными для слушателей; поиски объективной истины и строгость выводов не являлись ее задачей. Справедливости ради надо сказать, что приемы, заменяющие строгое логическое определение, имеют определенное познавательное значение; ими часто пользуются в тех случаях, когда не представляется возможным дать строгое логическое определение. Эти приемы широко используются не только в обычной, но и в художественной речи; употребительны они как в научной литературе, так и в судебно-следственной практике. Должен уметь пользоваться ими и судебный оратор. При этом надо иметь в виду, что строгость логической формы для суда имеет значение не всегда. Порой риторические определения принимаются во внимание судом, хотя строгой логической формы они не имеют. Поэтому задача судебного оратора, если приходится пользоваться риторическими определениями, – придать им такой вид, чтобы суд принял их во внимание и согласился с их значимостью.

Например: Если б они сказали противное, т.е. что Караганов писал дрожащею рукою, а подпись сделана твердою, тогда я понял бы это; но что человек, у которого почерк твердый, может написать дрожащей рукой – это не подлежит сомнению, и все зависит в этом отношении от того, что вы признаете в данном случае: если вы найдете, что эта подпись Беляева, то этим самым признаете, что здесь дрожала больная рука; если же вы согласитесь со мною, что это не его подпись, то, очевидно, дрожала рука – преступная (Кони А.Ф. Речь по делу о подлоге завещания от имени купца Козьмы Беляева).

Приемом, близким к риторическому определению и также заменявшим античным ораторам строгое логическое определение, служило сравнение. В топике не существовало строгой теории сравнения. Ораторы полагали, что сравнение – универсальный прием, позволяющий лучше ознакомиться с предметом в тех случаях, когда определить его невозможно, но знакомства с ним требует разбираемое дело. Этот прием употреблялся тогда, когда интересующий предмет можно сопоставить с другими, похожими на него, и в результате сопоставления лучше понять данный предмет. Считалось, что сравнивание должно обязательно дать оратору материал для доводов. Сравнив какой-либо предмет с другим (или с другими), оратор находил в их качествах, свойствах или действиях сходство или, наоборот, мог указать на существующие различия либо противоположность.

Следующая группа приемов, исходя из которых оратор должен был изобретать доводы, называется делением на части. Деление на части и определение или описание частей, входящих в целое, опирается на операцию, называемую в логике делением понятий. Определить предмет – значит еще и выделить его, поэтому определение понятия предполагает и умение отделить его от других, и в то же время рассмотреть составляющие его части. Иначе говоря, выделение составляющих позволяет оратору высказать некое новое утверждение, которое считается в топике доводом.

Требования к делению понятий, формулируемые в топике, почти не отличаются от логических. Так же, как и в логике, различают дихотомическое деление (или деление на два противоречащих понятия) и деление по видоизменению признака. Различаются: делимое понятие – понятие, объем которого следует раскрыть; члены деления – соподчиненные видовые понятия, получившиеся в результате деления; и основание деления – признак, по которому производится деление. Логические правила деления: (1) соразмерность; (2) деление по одному основанию; (3) требование, чтобы члены деления исключали друг друга; (4) непрерывность – также должны соблюдаться. Разница в подходах между логикой и топикой, однако, существует и состоит в том, что, производя деление понятия, оратор стремится не к объективному описанию видовых понятий, а к тому, чтобы с наибольшей полнотой и без противоречий выразить свою точку зрения. В связи с этим в риторике оратор может делить на части не только понятие, которому дано строгое логическое определение, но и какой-нибудь предмет. Отделив одну часть предмета от другой и дав их описание, оратор может остановиться на этом, полагая, что достаточно сделал для того, чтобы слушатель смог отличить одну часть предмета от другой. Иными словами, деление может выполнять в риторике и функцию определения.

Например: При оценке этой подписи эксперты находят те же признаки, на которые указывали прежние эксперты, дававшие заключение против подложности завещания, а именно, что буква б написана не снизу вверх, как писал ее Беляев, а сверху вниз, и что подпись сделана дрожащею рукою. То же самое говорили и первые эксперты, но прибавляли, что так как Караганов имеет почерк твердый, то нельзя думать, чтоб он мог написать дрожащею рукою. Таким образом, эксперты прямо признали, что почерк в подписи на завещании не есть почерк Беляева, что это только искусное подражание, что он сам такой подписи не мог сделать (Кони А.Ф. Речь по делу о подлоге завещания от имени купца Козьмы Беляева).

Рассмотрим последний из важнейших принципов топики. Им является признание всеобщей причинной обусловленности явлений. Исходя из этого принципа, античный оратор полагал, что любую вещь можно рассматривать или как причину, или как следствие. Допускалось, что причина может быть объяснена своим следствием, а следствие – причиной. Считалось, что принцип причинной обусловленности явлений может служить оратору важным подспорьем при изобретении доказательств. Последние находились четырьмя различными способами:

1. Важность и полезность причины доказывалась через перечисление пользы, приносимой следствиями.

2. Следствие обосновывалось через утверждение важности и значимости вызывавшей его причины.

3. Причина опровергалась с помощью подробного разъяснения вредности вытекающих из нее следствий.

4. Следствия признавались плохими, если они вызывались плохой причиной.

Чтобы оценить значимость рекомендаций топики, необходимо рассмотреть формально-логический аспект проблемы. Явление, предшествующее другому и вызывающее его в качестве следствия, называется причиной. Следствие (или действие) – это то, что следует за другим явлением, вызывается последним, и то, что отсутствует, когда нет причины. Говоря о причинной зависимости между суждениями р и q, мы не имеем права соединять знаком импликации утверждения, между которыми нет закономерной связи. Если же оратор соединяет два суждения р и q знаком импликации (р ->q), то он должен быть готов продемонстрировать, что эти два суждения выражают некую общую закономерность. Это означает, что оратору надо подтвердить свое утверждение ссылкой на многократно наблюдавшуюся связь между двумя явлениями, событиями или процессами. Если не было множества предварительных наблюдений, то нельзя сделать вывода о закономерной связи между утверждениями (р, q) и соединять их в одно.

Отсюда следует правило, относящееся к риторике. Всякий, утверждающий нечто о причинной связи между двумя явлениями и использующий логический союз «если…, то…» должен всегда иметь в запасе доводы, подтверждающие, что утверждаемая им связь является частным случаем общей закономерности, связывающей названные им явления. А любой слушатель вправе таких аргументов требовать.

Рассмотрим теперь те доводы, которые в топике назывались несущественными.

К несущественным доводам, называвшимися также доводами от обстоятельств, топика относила все то, что связано с конкретными обстоятельствами дела, разбиравшегося в данный момент судом. Несущественные доводы, в свою очередь, подразделялись на два вида: нравственные обстоятельства и исторические обстоятельства.

Нравственными назывались такие, которые были связаны с характерными особенностями лица, чьи действия разбирал суд. Такими обстоятельствами считались: происхождение, возраст, воспитание, поведение, положение в обществе, образование, достоинства, недостатки, навыки и проч. Доводы от нравственных обстоятельств использовались чаще всего в характеристике, которую давал данному лицу оратор.

Под историческими обстоятельствами понималось все то, что связано с самим событием преступления, с тем, что ему предшествовало, и с тем, что за ним последовало. Тут прежде всего выделялось место, где происходило дело, время, когда оно происходило, причина, вызвавшая преступление, способ совершения преступления и обстоятельства, способствовавшие его совершению.

Думается, что нет необходимости приводить многочисленные примеры, иллюстрирующие все возможные разновидности нравственных и исторических доводов. Ограничимся тремя. Вначале приведем пример нравственного довода, потом – исторических.

В речи по делу об убийстве иеромонаха Иллариона А.Ф. Кони формулирует нравственный довод, опровергающий утверждение подсудимого Ивана Михайлова о неумышленном убийстве. Оратор исходит из черт характера и типичных особенностей поведения убитого.

«…Он (Иван Михайлов. – О.П.) говорит, что шел к отцу Иллариону, сам не знает зачем. Но допустить такое толкование, неосновательное и неправдоподобное, решительно невозможно. Можно допустить другое – он шел к нему как к знакомому, у которого когда-то служил коридорным. Отчего же ему, в самом деле, и не навестить отца Иллариона?

Но вы знаете характер иеромонаха Иллариона. Он был такой человек, который не любил, чтобы к нему ходили, человек, который держал себя вдали от всех, а тем более, конечно, от коридорного. С какой стати коридорный, который уже не служит и случайно остался в Петербурге только потому, что поезд, на котором он хотел уехать, ушел раньше, чем он мог собраться, пойдет к отцу Иллариону, о котором он и не думал, проживая два с половиною дня в Лавре? Почему из всех петербургских знакомых он избирает отца Иллариона? Отчего он не идет, например, к Лаврову, с которым был хорошо знаком и который писал ему докладную записку? Отчего он не идет к иеромонаху Нектарию, который рассказывает, что считал его хорошим человеком, нередко паивал его чаем, рекомендовал его на железную дорогу и вообще до сих пор относился к нему более благосклонно, чем прочие?… Какое отношение может иметь к нему отец Илларион, этот замкнутый человек, не интересующийся даже тем, что делают более близкие ему окружающие лица? Никакого».

Из исторических доводов мы выбрали примеры, иллюстрирующие доводы от времени и от способа совершения преступления. Эти доводы являются наиболее типичными и часто используются в состязательной борьбе сторон.

Довод от времени:

«Затем посмотрите, как выбрано время, когда совершается преступление. Выбрано именно то время, когда, по монастырским обычаям, в коридоре никого не было. В коридоре было всего шесть келий: одну занимал монах Григорий; в двух других жили два приезжих архимандрита, две были в тот день пустые, а в одной жил отец Илларион. По монастырским правилам, приезжие архимандриты должны быть на службе в Крестовой церкви у митрополита. Об этом, конечно, знают все служители. Поэтому знал об этих порядках и подсудимый Иван Михайлов. Кроме того, он мог об этом еще раз слышать от тех, у кого ночевал. И вот, в то время, когда в коридоре никого из этих лиц не было, когда отошла вечерня и когда началась всенощная, к которой не должен был идти только отец Илларион, потому что он был очередной для служения панихид, когда он остался один и нет в коридоре ни архимандритов, ни рясофорного монаха отца Григория, который тоже должен быть у всенощной, тогда-то и приходит в келью Иллариона подсудимый. Отчего же, если он желал повидаться с отцом Илларионом, не отправился он к нему тотчас же, как ушел с железной дороги? Отчего он не пошел к нему в 4 часа, когда ушел с вокзала? Отчего он пошел в 6 часов, когда в коридоре никого нет и быть не может? Я думаю, оттого, что ему нужно был застать отца Иллариона одного…»

Довод от способа совершения преступления:

«…Он убил внезапно, убил, сам не зная, как и для чего, его «грех попутал», но тем не менее он пролил потоки крови по всей квартире, истерзал старика, вырвал у него по клочьям, в долгой и озлобленной борьбе, всю бороду и, наконец, порешил с ним. Он хотел затем украсть что-нибудь. Он это и сделал. Но убийца, который внезапно совершает убийство, не стал бы действовать так спокойно и обдуманно, как действовал Михайлов. После убийства, столь неожиданно совершенного, когда убийца опомнится от разгара борьбы, он поспешит убежать, что-нибудь, захватив поскорей, потому что все, совершенное им, должно предстать перед ним во всем своем безобразии. Им должен овладеть ужас, он схватит, что попало под руку, и удалится скорей от страшного места, где он внезапно и почти против воли стал преступником. Видим ли мы что-нибудь подобное у подсудимого? Нет, он очень спокойно перерывает все вещи покойного, настолько спокойно, что даже взвешивает, где искать и где не искать. По акту осмотра, найден был отворенный ящик комода с бельем, на котором есть капельки крови. Этого ящика он не трогает, так как все белье в нем в порядке, без сомнения, потому, что подсудимый рассудил, что в белье не может быть денег. Зато он открыл и перерыл другие, перебрал все вещи, оставив многие и, взяв только часы и деньги, оставив даже больше 10 рублей медных денег, которые могли его стеснять. Когда отец Илларион лежит рядом – умирающий, истекающий кровью, подсудимый снимает с себя всю одежду, сжигает ее в печке, надевает одежду своей жертвы, затем уносит свечку и ставит ее в спальню, отгороженную перегородкой от гостиной, в которой, таким образом, становится ничего не видно снаружи, умывает руки и тогда уже уходит, заперев дверь на ключ, так как она оказалась запертою, а ключ унесенным. Таким образом, он обдуманно рассуждает, оценивая все последствия своих действий. Он соображает, что если оставить дверь незапертого, то вскоре после 8 часов могут прийти с ужином и с хлебом, и тогда увидят мертвого, подымется беспокойство, начнут искать, могут увидеть подсудимого в окрестностях монастыря, могут задержать его и т.д. Поэтому нужно преградить путь скорому исследованию, нужно запереть дверь: придут, постучат и, конечно, оставят до утра, а тогда он будет уже в Окуловке. Вот как рассуждал или должен был рассуждать подсудимый, что вытекает даже из его показания. Таким образом, обстановка его действий вовсе не указывает на внезапность умысла, а на предумышленность убийства, где все было известно, все обдумано и взвешено заранее, хотя и незадолго до убийства, и где последующие действия были предприняты спокойно, с полной уверенностью в себе».

Здесь не приводятся примеры каждого из видов нравственных доводов, так как сами эти доводы достаточно понятны, а обстоятельства рассматриваемого дела подскажут оратору, какие из них лучше всего использовать в каждом конкретном случае. Эти доводы не имеют определенной логической структуры; форма изложения может быть любой, ее определяет замысел оратора.

Следует обратить внимание лишь на три момента, которые нам кажутся значимыми в том случае, когда речь идет о доводах от обстоятельств. Во-первых, при подготовке речи оратор не должен забывать об этих видах доводов и обязан искать среди них такие, какие покажутся ему наиболее подходящими в данном случае. Второе. Эти доводы, в большинстве случаев, используются лишь как вспомогательные, поэтому, обращаясь к ним, оратор не должен упускать из вида главную идею своей речи. С помощью доводов от обстоятельств он лишь иллюстрирует ее и делает более наглядной. При этом оратор не обязательно должен использовать доводы от обстоятельств для характеристики только обвиняемого или защищаемого им лица. Такие доводы могут быть использованы и для характеристики тех лиц, с которыми сталкивался подсудимый.

б) Доказательство и опровержение

Доводы оратора не всегда оказываются в части речи, имеющей одноименное название. Но доказательство и опровержение находятся в этой, части речи всегда; более того, они всегда занимают там центральное место. Доказательство и опровержение – важнейшие разделы логики. В учебниках логики они подробно излагаются. Здесь доказательство и опровержение рассматриваются как подраздел судебной речи, который входит в раздел «доводы». Что касается логической символики и традиционных понятий и обозначений, то они будут использоваться. Под «доказательством» имеется в виду обоснование истинности какого-либо положения с помощью других, истинных и связанных с ним суждений. Под «опровержением» понимается логическая операция, устанавливающая ложность или необоснованность какого-либо положения.

Неоднократно отмечалось, что доказательство и опровержение по сути своей – одно и то же. Различие между ними лишь в том, что в одном случае (при доказательстве) обосновывается истинность какого-либо утверждения, а в другом случае (при опровержении) обосновывается его ложность.

Напомним важнейшие понятия логики, употребляемые при доказательстве и опровержении. Тезис – утверждение, истинность которого стремятся обосновать (обозначается буквой Т); аргументы, доводы или основания – исходные фактические или теоретические положения, с помощью которых обосновывается тезис (обозначается буквами А1, А2,…, Ап). Демонстрация, или логическая связь, устанавливает зависимость между аргументами и тезисом. Логический переход от аргументов к тезису протекает в форме умозаключения. Продемонстрировать – значит показать, что тезис логически следует из аргументов по правилам соответствующих умозаключений.

Чтобы доказать это утверждение, оратору надо найти аргументы, из которых тезис будет выводиться. Дедуктивное доказательство в судебной речи предпочтительнее всякого другого в силу следующих обстоятельств:

(1.) дедуктивное доказательство – самый короткий путь к цели; выбрав его, вы бережете время и силы слушателей; (2) дедуктивное доказательство дает достоверное знание, и только такое знание принимается судом к рассмотрению. Простейшим случаем прямого доказательства является простой категорический силлогизм. Все простое требует меньше усилий от слушателей и легче ими усваивается, поэтому схема простого категорического силлогизма чаще других выбирается судебными ораторами.

Посылки простого категорического силлогизма становятся аргументами, а заключение силлогизма – тезисом доказательства. Следование тезиса из аргументов или демонстрация определяется правилами силлогизма: правила не нарушены – значит, тезис следует из аргументов.

в). Расположение доводов

Убедительность доводов зависит и от порядка, в каком они будут расположены. Античные ораторы считали, что убедительность и сила речи должны увеличиваться по мере того, как оратор приближается к концу изложения. Исходя из этого, некоторые ораторы полагали необходимым начинать со слабых доводов, а затем постепенно переходить к более сильным. Против такого подхода к расположению доводов возражали Цицерон и Квинтилиан. С их точки зрения, начинать данную часть речи надо сильнейшими доводами. Действительно, нельзя ожидать успеха от выступления, если вы с самого начала не произведете соответствующего впечатления на слушателей. Использовав сильнейшие доводы в начале, оратор вызовет к себе и доверие судьи, и, кроме того, получит возможность повторить их в продолжении речи. Повторение поможет слушателям лучше их запомнить. Заканчивать эту часть речи античные мастера красноречия, также советуют сильнейшими доводами, но уже разъяснив и доказав их. Такое окончание речи подготавливает судью к вынесению благоприятного для оратора приговора.

Не очень сильные доводы следует помещать в середине этой части речи. При этом располагать их надо так, чтобы они взаимно объясняли, подкрепляли и усиливали друг друга. Квинтилиан приводит убедительный пример, иллюстрирующий данное положение. Оратору надо было выступать против человека, обвинявшегося в убийстве одного из своих родственников, наследником которого являлся подсудимый. Прямых улик не было. Но оратор располагал следующими доводами: (1) подсудимый ожидал наследства, и наследства значительного; (2) последнее время он жил в крайней нужде, и ему постоянно угрожали кредиторы; (3) он оскорбил своего отца и даже не надеялся получить от него наследства. Все эти доводы, взятые порознь, не сильны, но соединенные вместе, они поражают.

Готовя речь, оратор должен внимательно разобрать и взвесить каждый из имеющихся у него доводов. Надо отбросить все сомнительные, оставив только самые надежные. Так, Квинтилиан, а вслед за ним многие знаменитые судебные ораторы более позднего времени, даже ораторы XVII–XX веков, советовали не приводить в речи те доводы, выводы из которых могут быть использованы к обоюдной пользе борющихся в суде процессуальных противников. Оставшиеся доводы надо объединить в непротиворечивую систему, которая позволяла бы полностью объяснить разбираемое дело. Порой оратор, в надежде убедительнее доказать свой тезис, стремится искусственно увеличить число своих доводов. Поддавшись такому желанию, можно впасть в ошибку, именуемую «чрезмерным доказательством». Суть этой ошибки в том, что, незаметно для себя, оратор использует доводы, противоречащие друг другу. Поэтому лучше использовать при доказательстве небольшое число доводов, которые были предварительно обдуманы.

Отобранные сильные и убедительные доводы оратор может распространить, представив их в виде особых отдельных рассуждений.

Следует предупредить читателя: распространяя довод, доказательство или опровержение, оратор должен исходить из основной задачи, которую он поставил перед собой, готовя данную речь. Если распространение помогает добиться поставленной цели, его надо использовать; в противном случае от распространения следует отказаться. Излишнее распространение доказательств не усиливает, а ослабляет действие речи. Часто короткий, но энергичный довод может произвести более сильное впечатление, чем обширное, но вялое его распространение. Распространение бывает необходимо, когда оратор стремится воздействовать на чувства слушателей или полнее раскрыть какие-то важные для рассматриваемого дела переживания человека.

Главная задача судебной речи – изложение существа разбираемого дела и приложение закона к рассматриваемым обстоятельствам. Судебный оратор не может выйти за пределы указанных ему границ; он должен постоянно сравнивать обсуждаемое деяние с буквой закона. Он обсуждает вопрос о том, что справедливо и законно, и что – нет, поэтому он должен стремиться воздействовать более на разум, чем на чувства слушателей. Кроме того, речь судебного оратора адресована прежде всего судье, человеку, знающему законодательство; каждое слово оратора он взвешивает. Это еще один довод в пользу обращения к разуму, а не к чувствам. Поэтому, прежде чем включать в свою речь патетическую часть, оратор должен подумать: а нужна ли она вообще в данном случае? Если нужна, то в каком месте речи она окажет сильнейшее воздействие?

Обычно ораторы исходят из того, что патетическая часть следует за доводами. Когда слушатели убеждены в справедливости приведенных доказательств, они легче поддаются воздействию чувств. Современные судебные ораторы не всегда рассматривают патетическую часть как обязательную, необходимую и самостоятельную часть судебной речи, поэтому патетическая часть очень часто становится частью заключения. Действительно, если оратор убедил слушателей, раскрыв истину, и вызвал у них сочувствие, побуждающее их склониться к его точке зрения, – на этом судебный оратор может остановиться.

Когда говорят об умении передавать чувства слушателям, то обычно имеют в виду, во-первых, с большой художественной силой написанный текст, а во-вторых, – артистический талант исполнителя, сумевшего прочувствовать и передать все оттенки написанного. От обыкновенного судебного оратора не требуется подобных талантов. Однако работать и совершенствовать свои навыки в этой области он обязан. Чтобы работа приносила плоды, нужно изучать страсти. Для этого надо наблюдать за людьми, охваченными тем или иным чувством, и записывать их речь. Первоначальные заметки потом обязательно обрабатываются и систематизируются. Немалую помощь окажет оратору изучение художественной литературы, прежде всего трагедий. Надо включать в работу воображение и пытаться выразить слова, поступки и чувства человека, охваченного какой-либо страстью. Но все это, так сказать, подготовительный, черновой материал, который используется лишь как средство для развития способностей оратора в нужном направлении. То, чего он достигнет, определяется, во-первых, его талантом, а во-вторых, тем, сколько времени и сил он уделит данной работе.

В судебной речи, воздействуя на чувства слушателей – независимо от уровня мастерства, – оратор должен соблюдать несколько несложных, но методически важных правил. Первое и важнейшее из них: оратор никогда не должен пытаться увлечь аудиторию теми чувствами, которых он сам не испытывает. Чувства заразительны. Они передаются от оратора к аудитории: если оратор ничего не испытывает, то ему нечего передать слушателям.

Правило второе. В патетической части речи не должно быть ни «холодных» описаний, ни отступлений – все это ослабляет действие чувств. Язык страсти всегда прост, в нем нет никакой искусственной изысканности, нет украшательства. Человек, охваченный страстью, не отвлекается, он занят только тем, чтобы передать охватившее его чувство с наибольшей полнотой и выразительностью.

Наконец, третье, и последнее. Страстная часть речи не должна быть длинной: живые и сильные движения чувств непродолжительны. Поэтому после немногих выражений, передающих во всей полноте испытываемые оратором чувства, надо постараться вернуться опять к спокойному тону. Сделать это надо естественно, без резкого перепада в выражениях и в тоне. Делая так, оратор может говорить о тех же чувствах, но сдержаннее.

Следует иметь в виду, что даже самые сильные чувства в речи судебного оратора не должны казаться чрезмерными и неестественными. Это уже крайность, которая вызовет не сочувствие, а смех.

Во время работы над формой выражения той или иной человеческой страсти оратору необходимо задать себе вопрос: до какой степени передача данных чувств может тронуть сердце слушателей? В этом плане не надо ставить перед собой чрезмерных задач; переступая границы возможного и допустимого, оратор уничтожит произведенное впечатление.

Например: В самом деле, вглядевшись в дело, вы увидите, что сознание подсудимого далеко не чисто, что в нем есть некоторые примеси и что, во всяком случае, он говорит не полную правду, заставляя на суде, что показывает одну истину как перед богом и перед начальством, так и перед нами. (Кони А.Ф. Речь по делу об убийстве иеромонаха Иллариона).

Заключение – последняя по порядку, но очень значимая часть судебной речи. Обычно здесь или кратко повторяется суть всего сказанного в других частях речи, или выводятся следствия из доказанного тезиса, либо оратор старается, воздействуя на чувства слушателей, увеличить силу своих доводов. Какое из трех видов заключения выберет оратор – это зависит от конкретных особенностей разбираемого дела.

Обычно следствия из доказанного тезиса выводит обвинитель, особенно, если считает данное дело в каком-то смысле поучительным. Такое заключение производит желаемое действие, если следствия выводятся без торопливости, постепенно, и если следствия пронизаны теми же чувствами, которые проходили через всю речь. Ораторы, начинающие в заключении говорить о чем-то новом и неожиданном для слушателей, отвлекают их внимание от всего сказанного раньше и потому ослабляют действие своих слов.

Иногда в заключении кратко повторяется суть того, о чем говорилось в предыдущих частях речи. Делается это с целью восстановить в памяти слушателей основные доводы оратора. Такой вид заключения используется обычно в речах сложных, основная задача которых – воздействие на разум, а не на чувства слушателей. В таком заключении доводы излагаются в сжатом виде. Оратор совсем не обязан повторять свою речь еще раз.

В речах, требующих не только воздействия на разум, но и на чувства слушателей, то есть в речах убеждающих, заключение должно быть патетическим: убежденность и сила чувств оратора увеличивают силу его рациональных доводов.

Самое главное для всех видов заключения – найти тот момент, когда оратор может остановиться: нельзя ни слишком неожиданно обрывать речь, ни растягивать ее окончание. Объективного критерия, пользуясь которым можно безошибочно определить данный момент, не существует. Это постигается лишь на практике. Субъективным же критерием может служить следующая мысль: остановиться лучше всего тогда, когда слушатели узнали все самое важное из того, что относится к делу, и выслушали все логические и патетические доводы, способные их убедить, растрогать и склонить на сторону оратора. Мысль кажется настолько очевидной, что даже неудобно о ней напоминать, но сколько ораторов о ней забывало! Они все еще продолжали говорить и тогда, когда ни логических, ни патетических доводов у них не было, и тем портили свою речь.

Приведем пример заключения, кратко повторяющего то, о чем говорилось в предыдущих частях речи.

«…Поэтому я обвиняю его в том, что, возненавидев свою жену и вступив в связь с другою женщиной, он завел жену ночью на речку Ждановку и там утопил.

Кончая обвинение, я не могу не повторить, что такое дело, как настоящее, для разрешения своего потребует больших усилий ума и совести. Но я уверен, что вы не отступите перед трудностью задачи, как не отступила перед ней обвинительная власть, хотя, быть может, разрешите ее иначе. Я нахожу, что подсудимый Емельянов совершил дело ужасное, нахожу, что, постановив жестокий и несправедливый приговор над своей бедною и ни в чем не повинною женой, он со всею строгостью привел его в исполнение. Если вы, господа присяжные, вынесете из дела такое же убеждение, как и я, если мои доводы подтвердят в вас это убеждение, то я думаю, что не далее как через несколько часов подсудимый услышит из ваших уст приговор, конечно, менее строгий, но, без сомнения, более справедливый, чем тот, который он сам произнес над своею женой». (Кони А.Ф. Речь по делу об утоплении крестьянки Емельяновой.)

Как видно из примеров, воздействие на чувства имеет место и в тех заключениях, где преобладающим мотивом остается призыв к разуму. Так и должно быть, поскольку судебное красноречие по сути своей является разновидностью убеждающей речи, а убедить, не воздействуя на чувства слушателей, нельзя. Таким образом, патетический элемент обязательно присутствует в каждом заключении судебной речи, однако есть речи, где он является преобладающим. В таких заключениях, воздействуя на чувства слушателей, оратор многократно увеличивает силу своих рациональных доводов.

В судебной речи принято различать заключения трех видов: (1) заключение, кратко повторяющее суть всего сказанного в других частях речи; (2) заключение, в котором выводятся следствия из тезиса, доказанного оратором; (3) заключение, где оратор, воздействуя на чувства слушателей, стремится таким образом увеличить силу своих доводов. Деление это, естественно, является условным и производится лишь в учебных целях. Заключение речи может содержать в себе элементы; всех трех видов одновременно или каких-то двух из них. Вопрос о том, каким быть заключению, решает оратор, и делает это он, исходя из конкретных обстоятельств разбираемого дела.

Заключение

Исходя из проведенного исследования можно сделать следующие выводы:

Судебная речь – одна из самых ответственных из всех речей. Ведь за выступлением судебного оратора часто стоит не просто судьба, но сама жизнь человека. Поэтому основная цель выступления оратора – юриста – воздействовать на суд, на присяжных заседателей, на аудиторию путем раскрытия новых фактов, расстановки соответствующих акцентов и – главное – за счет обращения к воображению и эмоциям слушателей.

Успех выступления судебного оратора определяется целенаправленным, настойчивым стремлением совершенствовать себя, учиться искусно владеть словом, так как речевая культура является обязательным элементом культуры судебного процесса.

Взгляд А.Ф. Кони на судебного оратора выражен в следующем утверждении: «Показная и, если можно так выразиться, в некоторых случаях спортивная сторона в работе обвинителей и защитников всегда меня от себя отталкивала, и, несмотря на неизбежные ошибки в моей судебной службе, я со спокойной совестью могу сказать, что в ней не нарушил сознательно одного из основных правил кантовской этики, т.е. не смотрел на человека как на средство для достижения каких-либо, хотя бы и возвышенных целей». В этом утверждении – в недопущении рассматривать человека как средство для достижения даже повышенных целей – состояло нравственное кредо Кони, девиз – цель не может оправдывать средства в правосудии – высоко гуманен.

А. Ф Коми требовал от судебных ораторов осмотрительности при выборе используемых ими средств. Блестяще владея иронией, он неоднократно предупреждал молодых судебных деятелей о необходимости пользоваться ею с большим тактом. Это оружие, говорил он, обоюдоострое и требующее в обращении с собой большого умения, тонкого вкуса специального дарования.

Неизменный успех А.Ф. Кони – это не только результат его большого дарования. Это плод упорного, повседневного труда всестороннего совершенствования ораторских приемов

Судебным ораторам Кони рекомендовал безоговорочно выполнять три условия: «Нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и подробности, выяснив себе вполне сто положительные и отрицательные свойства; нужно знать (пой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами, причем, конечно, К этому знанию относится и знакомство с сокровищами родной литературы… Наконец,… нужно не лгать… искренность по отношению к чувству и к делаемому выводу или утверждаемому положению должна составлять необходимую принадлежность хорошей, т.е. претендующей па влияние, речи». Он неоднократно повторял, что в литературе нет плохих сюжетов, а в суде не бывает неважных дел, в которых человек образованный и впечатлительный не мог бы найти основы для художественной речи.

Предъявляя высокие требования к судебному деятелю, А.Ф. Кони распространял их без каких-либо скидок на всех лиц, участвующих в процессе. Так, рассматривая деятельность Ф.Н. Плевако, даровитые выступления которою в суде порождали легенды, А.Ф. Кони не оставлял без осуждения поверхностного ознакомления с делом, допускаемого этим выдающимся адвокатом.

Выступления А.Ф. Кони в суде не ограничивались узкими рамками дела. Он почти всегда в той или иной мере затрагивал проблемы уголовного или уголовно-процессуального права. Поэтому, рассматривая ораторское мастерство А.Ф. Кони, нельзя пройти мимо его суждений по различным юридическим вопросам, которые характеризуют его как прогрессивного юриста.

А.Ф. Кони справедливо называли создателем русской школы судебного красноречия. Его наставничество не утратило и сегодня своего большого значения. Значительной частью его наследия являются обвинительные речи, произнесенные перед судом присяжных заседателей. Именно здесь, прежде всего, проявилось могучее дарование первоклассного судебного оратора, непревзойденного мастера живого слова, тонкого и умелого аналитика доказательственного материала, глубокого психолога и тонкого знатока движений человеческой души.

Анализ научных работ о культуре речи позволяет нам утверждать, что культура речи начинается там, где знание переходит в новый, так как привыкнув в повседневном общении говорить как придется, в судебном процессе юрист может повторить привычные ошибки. Поэтому необходимо постоянно работать над повышением культуры речи, стремиться знания увязать с речевыми навыками.

Коммуникативные качества судебной речи: ясность (доступность, простота), точность, убедительность, логичность, эмоциональность и экспрессивность позволяют судебному оратору сделать речь по настоящему доказательной. Рассмотренные выше качества судебной речи находятся в тесной взаимосвязи и в диалектическом единстве.

Основу целостности судебного выступления составляют предметно-структурное содержание и логическая структура. Для судебной речи, как мы уже отмечали, характерно трехчастное деление: выступление – основная часть – заключение. Помимо этого, логика рассуждения осуществляется от констатации к опровержению и доказательству.

Судебная речь, обладающая всеми названными качествами, воспринимается как воздействующая, так как экспрессивно произнесенная судебным оратором речь подчиняет судей и аудиторию своей воздействующей силой, кроме того, экспрессивность усиливает точность и ясность мысли, эмоциональность речи.

Рассматривая лингвистический аспект судебной речи, мы постоянно увязывали его с психологическим аспектом, и обращали внимание на то, как языковые средства способствуют логичности, убедительности судебной речи, как в языке проявляется профессиональная этика юриста. Этические требования к судебному оратору и судебной речи связаны с проявлением уважения к суду, к процессуальному противнику, потерпевшему, свидетелям, подсудимому. А.Ф. Кони, например, нравственным долгом судьи считал прежде всего уважение к человеческому достоинству и справедливое отношение к человеку. Безусловно, общество вырабатывает формы речевого поведения и требует от носителей языка соблюдения. Этих правил, соблюдения этики речевого поведения, которая представляет собой собрание людей корректного речевого поведения. Поэтому судебный оратор должен производить сложную операцию отбора в речевой акт того, что является наиболее уместным для данной обстановки общения.

Библиография

1. Авеличев А.К. Возвращение риторики (Предисловие) // Дюбуа Ф., Эделин Ж. и др. Общая риторика. – М.: Прогресс, 1986.

2. Анисимова Т.В., Гимпельсон Е.Г. Современная деловая риторика. – М.: Московский психолого-социальный институт; – Воронеж: Издательство НПО «Модэк», 2007. – 432 с.

3. Апресян Г.З. Ораторское искусство. – М.: Изд-во МГУ, 1978. – 278 с.

4. Аристотель. Риторика. Античные риторики / Ред. А.А. Тахо-Годи. – М.: Изд-во МГУ, 1978. – 352 с.

5. Арутюнова Н.Д. Дискурс. БЭС. Языкознание / Под ред. В.Н. Ярцевой. – М.: Большая Российская Энциклопедия. 1998.-С. 136–137.

6. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М.: Советская энциклопедия, 1966. – 344 с.

7. Барщевский М.Ю. Организация и деятельность адвокатуры в России: Научно-практ. пособие. – М.: Профобразование, 2000. -352 с.

8. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров/ Хрестоматия по истории философии. – М: Владос, 1997. – С. 648–652.

9. Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. – М: Наука, 1991. -215 с.

10. Бойков А.Д., Капинус Н.И. Адвокатура России: Учеб. пос. – М.: Инст. междун. права и экон. им. А.С. Грибоедова. -2008. -376 с.

11. Булыгина Т.В. О границах и содержании прагматики // Изв. АН СССР, Сер. лит-ры и яз., т. 40, 1981, №4.

12. Варзонин Ю.Н. Риторика и лингвистика, www/university.tversu.ru

13. Васильев В.Л. Юридическая психология. – СПб.: Питер, 2001. – 640 с.

14. Ватман Д.П. Адвокатская этика. – М.: Юрид. лит., 1977. – 96 с.

15. Введенская Л.А., Павлова Л.Г. Деловая риторика. – Ростов-н / Дону: МарТ, 2007. – 512 с.

16. Власова Ю.Н., Николаева А.В. Социолингвистический аспект изучения функционально-семантических полей // Личность, речь и юридическая практика: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 6. – Ростов-н/Д: ДЮИ, 2003. – 262 с.

17. Галагудзе С.С. Лексико-грамматические характеристики устной спонтанной речи как средство психодиагностики. // Диагностика психических состояний в норме и патологии. /Под ред. Ф.И. Случевского. – Л.: Медицина, 1980. – С. 45–53.

18. Громов Н.А., Пономаренков В.А., Францифоров Ю.В. Уголовный процесс России. – М.: Юрайт, 2001. – 556 с.

19. Еникеев М.Н. Юридическая психология. – М: НОРМА – ИНФРА, 1999. -517 с.

20. Ивакина Н.Н. Культура судебной речи. – М.: Бек, 1995. – 334 с.

21. Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия. – М: Юристъ, 2000. -384 с.

22. Игнатова М.В. Выбор категории количества как прагмалингвистический фокус высказывания/ Личность, речь и юридическая практика: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 6. – Ростов-н/Д: ДЮИ, 2003. – 262 с.

23. Казанцев СМ. Суд присяжных в России: Громкие уголовные процессы 1864–1917 гг. / Сост. СМ. Казанцев. – Л.: Лениздат, 1991. -512 с.

24. Киселева Л.А. Вопросы теории речевого воздействия. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. – 160 с.

25. Кобликов А.С Уголовный процесс. Учебник для вузов / Под общ. ред. Засл. юриста РСФСР, доктора юр. наук, проф. А.С. Кобликова. – М.: Изд-во НОРМА, 2006. – 384 с.

26. Кобозева И.М. Теория речевых актов как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. – М.: Прогресс, 1986. – С. 7–21.

27. Кожевникова К. О смысловом строении спонтанной устной речи // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. Современная зарубежная русистика. – М.: Прогресс, 1985. – 579 с.

28. Кони А.Ф. Избранные труды и речи / Сост. И.В. Потапчук. – Тула: Автограф, 2000. – 640 с.

29. Кузнецова Т.И., Стрельникова И.П. Ораторское искусство в Древнем Риме. – М: Наука, 1976. -287 с.

30. Лахманн Р. Демонтаж красноречия: Риторическая традиция и понятие поэтического / Пер, с нем. Е. Аккерман, Ф. Полякова. – СПб.: Акад. проект, 2001. – 367 с.

31. Ленец А.В. Прагматический аспект акцентирования элементов высказывания/ Личность, речь и юридическая практика. Вып.4. – Ростов-н/Д: ДЮИ, 2001.-С. 61–64.

32. Львова Е.Ю. Защита по уголовному делу: Пос. для адвокатов / Под ред. Е.Ю. Львовой.-М.: Юристъ. 2000. -216 с.

33. Макарова З.В. Реценз. на кн.: Н.Г. Михайловская, В.В. Одинцов. Искусство судебного оратора. – М.: 1981 // Правоведение, 1983, №2.

34. Максимов В.В. Анализ системы научных отношений ученых по текстам их публикаций // Социально – психологические проблемы науки. Ученый и научный коллектив. – М.: Наука, 1973. – С. 211–226.

35. Манжелеевская Е.В. Разработка способов актуализации идеи важности зарубежными и отечественными лингвистами // Личность, речь и юридическая практика: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 6. – Ростов-н/Д: ДЮИ, 2003. – 262 с.

36. Матвеева Г.Г. К вопросу о речевых стратегиях скрытого воздействия отправителя текста на его получателя // Личность, речь и юридическая практика. Вып.6. – Ростов-н/Д: ДЮИ, 2003. – С. 122–129.

37. Матвеева Г.Г., Варнавских Н.В. Прагмалингвистическая роль риторических фигур в защитительных текстах / Проблемы совр. юрид. науки в свете политико-правового реформирования в России. – Таганрог: ТИУиЭ, 2007. С. 114–120.

38. Матвеева Г.Г., Нужнова Е.Е., Тонченко Л.Н. Малая синтаксическая группа как единица прагматического исследования / Шичность, речь и юридическая практика. Вып. 5. – Ростов-н/Д, 2002. – С. 190–196.

39. Михайличенко Н.А. Риторика. – М.: Новая школа, 1994. – 96 с.

40. Ножин Е.А. Основы советского ораторского искусства. – М.: Знание, 1973. – 339 с.

41. Подголин Е.Е. О стиле судебной речи // Советская юстиция. 1981. №20.

42. Рождественский Ю.В. Теория риторики. – М.: Добросвет, 1997. – 385 с.

43. Сахарный Л.В. К тайнам мысли и слова. – М.: Просвещение, 1983. – 160 с.

44. Сергеич П. Искусство речи на суде. – Тула: Автограф, 1998. -320 с.

45. Смоленский М.Б., Дунаева Н.Н. Правовая культура и личность в контексте Российской государственности: Монография. – Ростов-н/Д.: Ростовский государственный экономический университет, 2002. – 120 с.

46. Соловьев B.C. Право и нравственность. – Мн.: Харвест, М.: ACT, 2001, -192 с.

47. Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. – 2-е изд. – М.: Прогресс, 2000. -275 с.

48. Спасович В.Д. Избранные труды и речи // Сост. И.В. Потапчук. – Тула.: Автограф.2000. -496 с.

49. Стецовский Ю.И. Истина… И только истина. Пять бесед о судебно-правовой реформе. – М: Юридическая литература, 1990. – 432 с.

50. Столяренко A.M. Психологические приемы в работе юриста. – М.: Юрайт, 2000. – 288 с.

51. Толмачев А.В. Об ораторском искусстве. – М.: 1973.

52. Топоров В.Н. Риторика // БЭС. Языкознание / Под ред. В.Н. Ярцевой. – М.: Большая Российская Энциклопедия. 1998. – С. 485–487.

53. Уголовный процесс /Под ред. Божьева В.П. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Спарк, 2002. – 704 с.

54. Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика / Под ред. Е.Н. Ширяева. – Ростов-н/Д.: РГУ, 1994. -190 с.

55. Цицерон М.Т. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972. 471 с.

56. Чуфаровский Ю.В. Юридическая психология. – М. Юристъ, 2001. – 375 с.