Реферат: Политика мирного сосуществования и конфликты "холодной войны"

Реферат: Политика мирного сосуществования и конфликты "холодной войны"

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

РЕФЕРАТ

По истории СССР:

Политика мирного сосуществования и конфликты «холодной войны»

Выполнил: ученик 9а класса

Провоторов И.А.

г.Оренбург

2006

1953 г. - Перемирие в Корее.

1955 г. - Была решена проблема оккупированной в ходе войны союзными державами Австрии.

14мая 1955 г. - Провели в Варшаве совещание и создали военно-политический союз - Организацию Варшавского договора.

1950-е гг. - все экономические связи СССР со странами Запада были разорваны.

В Египте 1952 г. - власть захватила группа молодых офицеров во главе Г.А.Насером.

Египет в 1972 г. - потребовал удалить из стран советских военных советников и вступил на путь улучшение отношений с США.

1959 г. - Хрущев Н.С.первым из руководителей СССР совершил поездку в США.

1962 г. – Карибский кризис подвёл СССР и США вплотную к грани ядерной войны.

1961 г. – США организовали бессловно провалившуюся высадку на Кубе отряда противников Ф.Кастро.

1.  В чём состоял смысл идеи мирного сосуществования, выдвинутый съездом КПСС?

2.  Почему осуждение культа личности И.В.Сталина вызвало обострение отношений КПСС со многими зарубежными политическими партиями?

3.  Охарактеризуйте действия СССР во время кризиса в 1956 году в Венгрии.

4.  Какова была роль СССР в развитии Суэтского кризиса 1956 года.

5.  Почему идея социалистической ориентации развития не оправдало себя?

6.  В чём состояли итоги и уроки Карибского кризиса 1962 года для лидеров СССР.

Содержание

Даты исторических событий. 3

Вопросы к заданию.. 4

1. XX съезд КПСС и идея мирного сосуществования. 6

2. Кризис в Восточной Европе. 11

3. СССР и Суэцкий кризис 1956 г. 16

4. Карибский кризис и его последствия. 18

Список использованных источников. 19

  Итак, шли дни. Приближалось время очередного XX съезда партии. На июльском (1955 г.)  пленуме ЦК решено было провести съезд в феврале 1956 года. Для его подготовки были созданы различные комиссии. В это время одна из комиссий ЦК занималась реабилитацией необоснованно репрессированных в предыдущие годы. И вот при обсуждении в Президиуме ЦК очередной ее рекомендации, Н.С.Хрущев предложил создать комиссию  по расследованию деятельности Сталина.

  Для него не было неожиданностью, что самые старые члены Политбюро и Президиума  ЦК В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов (оба - в Политбюро с 1926 г.), а также Л.М. Каганович ( в ПБ с 1930г.) стали бурно возражать. Особенно активен был Молотов:

“- Расследовать деятельность Сталина - это ревизовать итоги всего огромного пути КПСС! Кому это выгодно? Что это даст? Зачем ворошить прошлое?”

  Но Хрущев был поддержан “молодыми” членами Президиума: Н.А. Булганиным (в ПБ с 1948г.), М.З. Сабуровым и М.Г. Первухиным (с 1952 г.), а также Н.К. Кириченко и  М.А. Сусловым (оба с июля 1955 г., во многом благодаря Хрущеву). Схватка была бурной. Хрущев ее погасил обещанием, что будут в самом секретном порядке рассмотрены лишь “нарушения социалистической законности”, в которых основная доля вины лежит на  Л.П. Берии.

  Состав комиссии был определен самый узкий: секретарь ЦК КПСС академик П.Н. Поспелов, секретарь ЦК КПСС А.Б. Аристов, председатель ВЦСПС Н.М. Шверник, работник Комитета партийного контроля при Центральном Комитете П.Т. Комаров. Возглавил работу комиссии Поспелов. Ему было не привыкать писать о вождях. Он немало знал о Сталине. В 1951 году тиражом почти семь миллионов экземпляров вышло второе издание “Краткой биографии” вождя, над которой всесте с другими трудился и сам Поспелов.

  Комиссия сидела день и ночь. Листая папки “расстрельных” дел, Поспелов вместе с членами комиссии одновременно выискивал соответствующие ленинские цитаты, осуждающие культ личности и нарушения “социалистической законности”. План доклада, предложенный академиком Поспеловым, был откровенно примитивным, но понятным: все сводилось к мудрости, скромности, гуманизму Ленина и его норм деятельности и нарушению этих постулатов Сталиным. Весь пафос готовящегося доклада сводился к тому, что сама система, которая была создана Лениным, не имеет никакого отношения к беззакониям и бесчисленным репрессиям. Все они - результат культа личности Сталина. Эта бесхитростная и предельно примитивная схема была полностью одобрена Хрущевым  Но когда проект подготовленного доклада доложили на Президиуме, там вновь возникли яростные споры. Лишь благодаря поддержке Сабурова, Первухина, Булганина и Кириченко Хрущеву удалось добиться решения продолжать работу над докладом. Но как с ним поступить? Ясности не было. Каганович предлагал обсудить его на ХХI съезде, Молотов - постепенно исправить ошибки прошлого без их обнародования. Так или иначе, по распоряжению Хрущева Поспелов продолжил работу над докладом, которому предстояло сыграть историческую роль.

  Наконец 14 февраля 1956 года в Большом Кремлевском дворце открылся ХХ съезд КПСС. Он проходил как обычно: доклад, одобрение “ленинского курса”, аплодисменты, шумные вставания и так далее. Съезд катился к благополучному финалу , а ясности не было. Известно, что Хрущев буквально жил этим докладом и был готов любой ценой довести его до делегатов съезда. Уже в ходе работы съезда он не раз вечерами приглашал к себе Поспелова и диктовал ему свои замечания и мысли в доклад, которые у него появлялись при чтении подготовленных материалов.

  И в конце концов во время одного из перерывов между заседаниями Хрущев решился спросить других членов Президиума ЦК:  

  - Товарищи, что мы будем делать с отчетными данными товарища Поспелова?

 Сразу же разгорелся яростный спор. Те же Молотов, Каганович выставили вполне логичные политические аргументы:

  - Что тебя, Никита, заставляет действовать таким образом?

  - А как съезд поймет, как партия поймет?

И действительно, что же побудило Хрущева действовать таким образом? Как решился он выступить с докладом о Сталине, зная, что большинство делегатов будет против разоблачений? Откуда он почерпнул такое мужество и уверенность в конечном успехе? То был один из редчайших случаев в истории, когда политический руководитель поставил на карту свою личную судьбу и даже жизнь во имя высших общественных целей. В составе послесталинского руководства не было ни одного деятеля, который решился бы выступить с подобным докладом о культе личности. Наверное, только Хрущев мог сделать это - так смело, так эмоционально, а в некоторых отношениях и так необдуманно. Надо было обладать натурой Хрущева, надо было пройти через испытания страданием, страхом, приспособленчеством, чтобы решиться на такой шаг. Многие историки высказывали свои мнения по этому поводу. Вот, например, каково мнение доктора философских наук, профессора Дмитрия Антоновича Волкогонова по вопросу, почему же Хрущев все таки решился сделать доклад:

“ Поднявшись на вершину власти в гигантской стране, Хрущев, однако, чувствовал, что тень Сталина все время была с ним рядом. Действовала (хотя и не так свирепо, как раньше) “карательная система”, созданная “вождем народов”, запретной была правда о множестве политических процессов, прокатившихся по стране накануне и после войны, на многих вопросах внутренней и внешней политики лежало сталинское табу. Хрущев много знал о прошлом (он был его активным участником). Теперь оно его страшило. Он, именно он, должен был либо сказать обо всем минувшем правду, или оставить все без изменения, как сложилось за треть века существования большевистского государства”.[1] “ Самого Хрущева тоже не раз охватывали сомнения. Но он вспоминал о письмах заключенных, возвращался памятью к безумию прошлых лет и все тверже приходил к выводу: результаты столь массового террора, беззакония, страшных злоупотреблений долго утаивать не удасться. Рано или поздно правда станет известна народу. Нужно взять инициативу в свои руки и сказать эту страшную правду народу”.[2]

  Еще один известный ученый - Федор Михайлович Бурлацкий считает, что главная причина того, что Хрущев стал тираноборцем и сокрушителем культа Сталина и режима его власти- это “первозданный, можно сказать, генетический гуманизм, не растраченный Хрущевым, несмотря на все испытания всей суровой эпохи.” Самый нормальный человеческий страх  удерживал его от защиты несправедливо казнимых людей в период сталинщины. Но тем сильнее накапливались в его душе боль, раскаяние, чувство вины и ответственности за все, что происходило.[3]

  Бесспорно, очень важна и оценка самого Хрущева. Вот что он сказал во время одной из встреч с зарубежными гостями:

  “ Меня часто спрашивают, как это я решился сделать этот доклад на ХХ съезде. Столько лет мы верили этому человеку! Поднимали его. Создавали культ. И вдруг такой риск... Уж поскольку меня избрали Первым, я должен, обязан был сказать правду. Сказать правду о прошлом, чего бы мне это не стоило и как бы я ни рисковал. Еще Ленин нас учил, что партия, которая не боится говорить правду, никогда не погибнет.” Хрущев считал, что если культ Сталина не будет осужден,  его последствия не будут преодолены, а ленинские принципы партийной и государственной деятельности не будут восстановлены, то это грозит “отрывом партии от масс”, замедлением экономического развития страны, ослаблением международных позиций Советского Союза и другими серьезными последствиями. К тому же, Хрущев сильно настаивал на оглашении доклада именно на ХХ съезде партии, так как это был первый съезд после смерти Сталина. Никита Сергеевич говорил: “Если ошибки и недостатки, которые имели место в период культа личности Сталина, не вскрыть и не осудить, то значит одобрить, узаконить их на будущее". 

  Но дело было конечно не только в чувстве справедливости и долга отечеству, о которых говорил Первый секретарь. Хрущев был глубоко ранен сталинизмом. Здесь перемешалось все: и мистический страх перед Сталиным, способным за один неверный шаг уничтожить любого человека, и ужас из-за невинно проливаемой крови. Здесь было и чувство личной вины, и накопленный десятилетиями протест, который рвался наружу, как пар из котла... Многие годы копил Хрущев зло на Сталина, слишком много раз ему приходилось переступать через себя за время работы в партии. Его партийная биография изобиловала подобными случаями случаями. Очень часто партия разочаровывала Никиту Сергеевича. Было например так: Приехал Хрущев в деревню к двоюродной сестре, которая жила в деревне, у нее было прежде несколько яблонь. Но они исчезли.

- А где же яблони?

- Я их вырубила!

- Как так “вырубила”? Зачем?

- Да на каждую яблоню надо налог платить...

Когда Хрущев рассказал этот случай Сталину, тот обвинил его в стремлении отменить налог и закричал: “Ты - народник! Вот ты кто!.. Народник!”[4] Нетрудно понять какие чувства у Хрущева вызывали подобные случаи к партии. Но Хрущев сам был партийцем и поэтому не мог обвинять систему в совершаемых злодеяниях, поэтому следовал вполне логичный вывод, что вина полностью лежит на рулевом партии - товарище Сталине. Таким образом Хрущев видел целью доклада рассказать людям правду, свою правду о том, кто же был виноват в несчастьях страны.

  Все это дает нам достаточно полное представление о мотивах, побудивших Хрущева выступить с докладом, но вернемся к событиям съезда.

  После долгих споров все наконец согласились поставить доклад “О культе личности и его последствиях “ в повестку дня ХХ съезде КПСС, но прочесть его на закрытом заседании. Для входа на это заседание нужно было иметь специальный пропуск. Это было решено уже после официального закрытия съезда, то есть Хрущев уже официально считался Первым секретарем. Хрущев был авантюристом по натуре, но отнюдь не глупцом: он понимал, что человека, зачитавшего такой доклад могут и не допустить к руководству страной. С другой стороны, слова, вышедшие из уст первого секретаря будут иметь больший вес. Хрущев прочел свой сенсационный доклад на утреннем заседании 25 февраля. Во время чтения в зале отсутствовали гости, как отечественные, так и иностранные. Делегатам было запрещено делать какие-либо записи. Сам Хрущев так объяснил им это в конце своей обвинительной речи:

  “Мы не можем допустить, чтобы этот вопрос вышел за пределы кругов партии, в особенности же чтобы он попал в печать. Вот почему мы его обсуждаем здесь, на закрытом заседании съезда. Нам следует знать пределы, мы не должны давать оружие в руки нашим врагам, не должны полоскать наше грязное белье у нас на глазах”.

  Более четырех часов делегаты слушали доклад. Как вспоминал Хрущев, “делегаты слушали затаив дыхание. В огромном зале стояла такая тишина, что можно было слышать, как муха пролетит. Трудно представить себе, насколько сильно были поражены люди, узнав о зверствах, чинившихся по отношению к членам партии...”

  По предложению Н.А. Булганина было решено прений по докладу не открывать.

     Обратимся непосредственно к докладу Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда КПСС  25 февраля 1956 года. Не стану подробно пересказывать его содержание, нас больше интересуют оценки Хрущевым Сталина, то, за что он его критиковал и за что не критиковал.

  Во многих пунктах доклад строится на контрасте идей Ленина с действиями Сталина. Хрущев сильно напирал на то, что Сталин отклонился от ленинской линии. Да сам  культ личности, является чуждым  ленинским заветам. Подтверждение этому мы видим чуть ли не в самых первых строках доклада:

  “Духу марксизма-ленинизма чуждо возвеличивание одной личности, превращение ее в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы все знает, все видит, за всех думает, все может сделать, он непогрешим в своих поступках.” А ведь именно так думал о себе Сталин.

  Главное содержание доклада составляет рассказ о чудовищных сталинских избиениях людей. Как раз это больше всего потрясло не только участников съезда, но и всех коммунистов в ту пору. Как говорил Хрущев, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVII съезде, 98 человек, то есть 70 процентов, были арестованы и расстреляны. Из 1966 делегатов съезда с правом решающего или совещательного голоса 1108 были арестованы по обвинению в контрреволюционных преступлениях. Число арестов и обвинений в контрреволюционных преступлениях возросло в 1937 году по сравнению с предыдущим годом больше чем в десять раз.

  Приведя и другие данные о чудовищных массовых репрессиях, Хрущев подробно остановился на подозрительных обстоятельствах убийства Кирова. В частности, сообщил, что после этого убийства руководящим работникам ленинградского НКВД были вынесены очень легкие приговоры, а в 1937 году их расстреляли. Можно предполагать, что они были расстреляны, чтобы скрыть следы истинных организаторов убийства Кирова. Он подробно рассказал о трагической судьбе Постышева, Эйхе, Рудзутака и многих других деятелей. Рудзутак, кандидат в члены Политбюро, член партии с 1905 года, проведший десять лет на царской каторге, категорически отказался на суде от вынужденных признаний, “выбитых” из него в ходе следствия.

  Когда в 1939 году волна массовых арестов стала спадать, когда руководители партийных органов с периферии стали обвинять работников НКВД в том, что к арестованным применялись меры физического воздействия, Сталин 10 января 1939 года отправил телеграмму секретарям областных и краевых комитетов, ЦК компартий республик, народным коммисарам внутренних дел и руководителям органов НКВД. В этой телеграмме говорилось: “ЦК ВКП (б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП (б)”. Это  “правильный и целесообразный метод”.

  Сталин же, по словам Хрущева, ввел понятие “враг народа”. Этот термин сразу освобождал от необходимости всяческих доказательств идейной неправоты человека: он давал возможность всякого, кто в чем-то не согласен со Сталиным, кто был только заподозрен во враждебных намерениях, всякого, кто был просто оклеветан, подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм революционной законности.

  Конечно, Хрущев тогда не сказал, да и не мог сказать всей правды о сталинских репрессиях. Сейчас называют цифру в 40 миллионов пострадавших, включая мнимых “кулаков” в 30-х годах и репрессированные народы во время Отечественной войны.

  Анализируя причины массовых репрессий, Хрущев видел их в том, что Сталин настолько возвысил себя над партией и народом, что перестал считаться и с Центральным Комитетом, и с партией.  Сталин имел обыкновение связывать всех круговой порукой. Они должны быть разделить с ним ответственность за уничтожение своих бывших друзей и соратников.

“- Когда заканчивали следственное дело,- вспоминал Хрущев,- и Сталин считал, чтобы другие его подписали, он тут же на заседании подписывал сам... и сейчас же вкруговую давал, кто тут сидел, и те, не глядя, по информации, которую давал Сталин, как он характеризовал преступление, подписывали; тем самым вроде коллективный приговор был...”[5]

  Если до XVII съезда он еще прислушивался к коллективу, то после полной политической ликвидации троцкистов, Зиновьевцев и Бухаринцев, когда в партии в результате этой борьбы и социалистических побед было достигнуто полное единство, Сталин начал все больше и больше пренебрегать мнением членов ЦК и даже членов Политбюро. Сталин думал, что теперь может решать все один и все, кто ему еще нужен,- это статисты; со всеми другими он обходился так, что им только оставалось слушаться и восхвалять его.

  Итак, Хрущев видел главную причину репрессий в совершенно неумеренном и беспрецедентном насаждении Сталиным своего культа личности. Хрущев привел материалы из “Краткой биографии” Сталина и “Истории ВКП (б). Краткий курс”, написанных группой авторов. Сталин делал свои вставки в эти книги. Вот что он писал о себе: “Мастерски выполняя задачи вождя партии и народа, имея полную поддержку всего советского народа, Сталин, однако, не допускал в своей деятельности ни тени самомнения, зазнайства, самолюбования”. В первоначальном тексте биографии была такая фраза: “Сталин - это Ленин сегодня”. Но Сталину это предложение показалось слишком слабым, поэтому он изменил его так: “Сталин - достойный продолжатель дела Ленина, или, как говорят у нас в партии, Сталин - это Ленин сегодня”.

  Хрущев рассказал о том, что книга “История ВКП (б). Краткий курс” была написана группой авторов. Но Сталин отсек всех авторов и так написал об этом в “Краткой биографии” : “В 1938 году вышла в свет книга “История ВКП (б). Краткий курс.”, написанная товарищем Сталиным и одобренная Комиссией ЦК ВКП (б)”. И наконец, даже цари, по словам Хрущева, не создавали премий, которые они называли своими именами. Апофеозом превозношения Сталина стал текст Государственного гимна СССР, одобренного им самим. В этом гимне - парадокс! - нет ни одного слова о Коммунистической партии, но зато есть подобные славословия в адрес Сталина: “Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил”. Представьте себе, как это все звучало, если учесть, что Хрущев еще и подчеркивал “величайшую скромность гения революции Ленина”!

  Нельзя не сказать, что в секретном докладе было впервые сказано о политическом завещании Ленина, в котором Владимир Ильич предлагал переместить Сталина с поста генсека. Как говорил Хрущев, Ленин сразу заметил, что: “ Сталин груб, невнимателен к товарищам, капризен и злоупотребляет властью”.

  Здесь же говорилось о его полном пренебрежении принципами коллективного руководства, установленными Лениным. На протяжении тринадцати лет не созывались съезды партии. Пленарные заседания ЦК почти совсем не проводились. В течении войны не было ни одного пленума ЦК.

  Хрущев противопоставляет ленинское отношение к оппозиции сталинскому. Он ссылается на пример выступления Каменьева и Зиновьева против ленинского плана вооруженного восстания накануне Октябрьской революции. тогда Ленин поставил перед ЦК вопрос об их исключении из партии, однако после революции Зиновьеву и Каменьеву были предоставлены руководящие должности. То же самое относится и к Троцкому.

  Еще очень многое ставит Хрущев в вину Сталину. Например, он обращает внимание на то, как была запущена экономика страны, ведь, по словам Хрущова, “Сталин изучал страну по кинофильмам”. Подробно рассматривается роль Сталина в войне. И Хрущев представляет Сталина отнюдь не в качестве великого полководца. Достаточно сказать о том, что Сталин игнорировал многочисленные сигналы о подготовке Германии к войне с СССР, и о том, что Сталин планировал военные операции по глобусу. Делегаты были поражены.

В 1875 г. обостряется одна из кардинальных проблем международной политики – восточный,  или, лучше сказать, ближневосточный вопрос.  То был «вопрос о сохранении турецкого владычества в славянских, греческих и албанских областях, а также и спор об обладании входом в Черное море». В середине 70-х годов турецкий гнет вызвал очередной взрыв национального протеста. Начался новый политический кризис Турецкой империи, продолжавшийся около трех лет – до 1878 г.

Летом 1875 г. в славянских областях на крайнем Северо-западе Османской империи, сначала в Герцеговине, а затем и в Боснии произошло восстание христианского населения, крестьянского в своем большинстве, против феодально-абсолютистского и национально-религиозного гнета султанской Турции. Повстанцы боролись за национальную самостоятельность. Они требовали землю, находившуюся в руках мусульманского дворянства. Восстание встретило горячее сочувствие в Сербии и Черногории.

Однако исход борьбы балканских народов зависел не только от их собственных усилий, но и от международной обстановки, от столкновения интересов крупных европейских держав в так называемом восточном вопросе. К числу таких государств в первую очередь относились Англия, Австро-Венгрия и Россия.

Английская дипломатия по-прежнему выступала защитницей целостности Османской империи, но это традиционное средство противодействия внешнеполитическим планам России служило также прикрытием собственных английских планов территориальной экспансии на Ближнем Востоке.

Южнославянское национальное движение было направлено в первую очередь против Турции. Но оно представляло опасность и для Австро-Венгрии. Под скипетром Габсбургов жило несколько миллионов южных славян. Каждый успех в деле национального освобождения южного славянства от гнета Турции означал приближение того дня, когда должно было свершиться освобождение угнетенных народов Австро-Венгрии. Господствуя над обширными территориями со славянским и румынским населением, австрийская буржуазия и венгерские помещики в случае торжества славянского дела рисковали потерять большую часть своих земель, рынков, богатства и власти. Массовое движение народов, подрывавшее империю султанов, было одним из проявлений буржуазной революции и борьбы против феодализма. Оно вызывало вмешательство великих держав и активную деятельность их дипломатии. Цели держав были различны.

Чтобы  предотвратить освобождение славянских народов славянских народов, австро-венгерское правительство под влиянием австрийской буржуазии и мадьярского дворянства стремилось поддержать целостность Османской империи и тормозить освобождение из-под ее ига как южных славян, так и румын.

Напротив, Россия покровительствовала славянскому национальному движению. Реальная основа этой политики заключалась в том, что русское правительство усматривало в славянах союзников против Османской империи и Австро-Венгрии. Эти два многонациональных государства были поработителями южного славянства. Но они же были и противниками России в борьбе за господство на Ближнем Востоке и особенно на Балканском полуострове. Русское влияние на Балканах являлось важнейшим препятствием для успеха австрийско-мадьярской экспансии в этом районе. Оно же было главной угрозой для обветшалой власти султанов.

Важнейшие интересы царского правительства на Ближнем Востоке сосредотачивались на вопросе о проливах. В эту эпоху Босфор и Дарданеллы имели крупнейшее значение для всего юга России.  Через них проходил единственный выход для всей морской торговли Южной России и через них же мог проникнуть к южнорусскому побережью вражеский военный флот – по примеру того, как это и произошло во время Крымской войны. Если бы Османская империя развалилась, проливы лишились бы своего векового хозяина – ослабевшего и поэтому ставшего для царской России безопасным.

Кто стал бы новым повелителем этого ключевого стратегического пункта и важнейшего торгового пути? Претендентом на господство в проливах была Англия, стремившаяся к преобладающему влиянию в Османской империи на проходивших через ее земли путях из Европы в Индию. Главным соперником Англии выступала сама царская Россия. Каждый из претендентов стремился к тому, чтобы утвердить в проливах свое господство и не позволить сделать это своему противнику. Достигнуть этих целей можно было либо путем прямого захвата проливов, либо же посредством сделки с султаном, на многое готовым в критическую минуту ради сохранения власти или ее подобия. Примеры такого решения давали Ункиар-Искелесский договор или же руководящее положение, занятое Англией в Константинополе в период Крымской войны.

Преобладающее влияние на Балканах обеспечивало стратегически господство над европейским побережьем проливов или, по крайней мере, давало возможность держать их под угрозой и, следовательно, под некоторым контролем. Ввиду этого царская Россия не намеревалась допустить господства на Балканах  Австро-Венгрии или Англии, а те в свою очередь не желали утверждения там преобладающего влияния России. Но если Австро-Венгрия противилась освобождению славян от турок из опасения прецедента для собственных славянских подданных, то Россия поддерживала славянские народы в их борьбе за освобождение. Степень поддержки, правда, изменялась. Ее интенсивность в немалой мере зависела от изменений в позиции Турции и атмосферы русско-турецких отношений.

Для Австро-Венгрии значение Балканского полуострова было иное, чем для России. Для ее господствующих классов было не столь важно, что Балканы составляют подступы к проливам и к турецкой столице. В первую очередь влияние там было необходимо для обуздания национально-освободительного движения, а затем ввиду возраставшего значения рынка Балканских стран для австрийской промышленности.

Имелась также разница в характере балканских интересов между различными господствующими классами Австро-Венгрии. Борясь против славянской свободы и русского влияния на Балканах, мадьярское дворянство не особенно стремилось в те времена к прямому присоединению балканских областей. Главную свою задачу на Балканском полуострове мадьярское дворянство усматривало в удушении национально-освободительных движений.

Что касается австрийской буржуазии, то она разделяла с мадьярскими помещиками ненависть к славянам и страх перед ростом удельного веса славян внутри двуединого австро-венгерского государства. Но, с другой стороны, австрийский капитал вступил на путь экспансии на Балканах. Едва ли не главным средством проникновения туда в начале 70-х годов являлось для него получение железнодорожных концессий и строительство железных дорог – прежде всего, большой магистрали к турецкой столице.

В наибольшей экономической зависимости от Австро-Венгрии из всех Балканских стран в 70-х годах находилась Сербия. Преобладающая часть сербского экспорта шла либо в Австро-Венгрию, либо же через австро-венгерские порты. Своего выхода к морю Сербия не имела. Для воздействия на Сербию Австро-Венгрия располагала сильными средствами давления: как строить железную дорогу к Эгейскому морю, на Салоники? Через Боснию или же через Белград? То или иное решение многих подобных вопросов имело для маленькой Сербии жизненное значение. Помощи против австро-венгерского засилья сербское правительство искало у России.

Когда началось герцеговинское восстание, министр иностранных дел Австро-Венгрии Дьюла Андраши заявил «Высокой Порте» - так именовалось правительство Османской империи, - что рассматривает эти беспорядки как внутреннее турецкое дело, поэтому он не намерен ни вмешиваться в него, ни чем-нибудь стеснять военные мероприятия турок против повстанцев.

Однако удержаться на этой позиции Андраши не удалось. В Австрии имелись влиятельные элементы, которые рассчитывали иначе решить южнославянский вопрос: они были намерены включить южнославянские области западной половины Балкан в состав габсбургского государства, начав с захвата Боснии и Герцеговины. Таким образом, наряду с Австрией и Венгрией эти области вошли бы как третья составная часть в монархию Габсбургов. Из двуединой монархии Австро-Венгрия превратилась бы в триединое государство. Замена дуализма триализмом должна была ослабить в империи влияние мадьяр.

Сторонники этой программы, в отличие от венгров и немцев, готовы были согласиться на то, чтобы восточную часть Балкан получила Россия. С ней они рекомендовали заключить сделку. На такой точке зрения стояли военные, клерикальные и феодальные круги австрийской половины империи.

Императору Австро-Венгрии Францу–Иосифу очень хотелось хотя бы чем-нибудь компенсировать себя за потери, понесенные в Италии и Германии, поэтому он с большим сочувствием воспринимал идеи аннексии. Политики, проповедовавшие эти идеи, энергично поощряли национально-освободительные движения в Боснии и Герцеговине. Германское правительство, готовившее в это время союз с Австро-Венгрией, также поддерживало ее экспансионистские устремления на Балканах. Вместе с тем, оно подталкивало против Турции и Россию, т.к. рассчитывало, что если Россия сосредоточит свое внимание на Балканах, а также в Закавказье, и если, как выразился Бисмарк, «русский паровоз выпустит свои пары где-нибудь подальше от германской границы», то Германия получит свободу рук по отношению к Франции.

Впрочем, восточный кризис представлял для Бисмарка и некоторую опасность. Она заключалась в возможности австро-русской войны. Бисмарк очень хотел русско-турецкой, а еще больше англо-русской войны, но он боялся полного разрыва между Россией и Австрией. Это заставило бы его произвести выбор между ними. Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным. В этом случае Австро-Венгрия, как слабейшая сторона, либо была бы разбита, либо пошла бы на полную капитуляцию перед Россией. В, обоих случаях это означало бы усиление России, которое никак не удовлетворяло Бисмарка.

С другой стороны, ему не хотелось и стать на сторону Австрии против России. Он был твердо убежден, что русско-германская война неизбежно осложнится вмешательством Франции и превратится в тяжелую войну на два фронта.

Бисмарк упорно работал над достижением австро-русского соглашения на основе раздела Балкан на сферы влияния между Россией и Австро-Венгрией. При этом Австрия могла бы округлить свои владения, захватив Боснию, Россия же вернула бы себе Бесарабию, а заодно несколько ослабила бы свои силы войной с Турцией.

Бисмарк полагал, что Англия согласилась бы на такое решение при условии, что сама получит Египет. Подтолкнув Англию на захват Египта, Бисмарк надеялся поссорить ее с Францией. Тем самым предупреждалась возможность повторения английского вмешательства во франко-германские отношения. Так, за кулисами, Бисмарк осторожно плел сложную дипломатическую сеть.

Русское правительство считало необходимым оказать помощь восставшим славянам. Оно надеялось таким путем восстановить среди них свой престиж, подорванный поражением в крымской войне. Однако русское правительство отнюдь не желало затевать серьезный конфликт с Австро-Венгрией. Стремясь поддержать авторитет России среди славян и при этом не поссориться с Австро-Венгрией, русское правительство решило проводить вмешательство в балканские дела в контакте с австро-венгерской империи.

Такая политика соответствовала принципам соглашения трех императоров – Франца-Иосифа, Вильгельма I и Александра II (1872 г.).

Совместные действия начались с того, что Австро-Венгрия, Россия и Германия с согласия трех других великих держав Европы предложили Турции направить в восставшие области международную комиссию в составе консулов шести держав в целях посредничества между турецким правительством и повстанцами. Турция согласилась. Однако посредническая деятельность консулов не привела к примирению сторон.

В русских правящих кругах, так же как и в австро-венгерских, не было единства. В них имелась группировка, тяготевшая к славянофильству и выступавшая против горчаковской политики «союза трех императоров» и соглашения с «Европой» по делам Балканского полуострова. Славянофилы, выступавшие в качестве друзей славянства, рассчитывали завершить освобождение славянских народов с помощью России и сплотить молодые государства вокруг нее. Поддержка «славянского дела», по мысли руководящих деятелей славянофильства, должна была «объединить Россию» вокруг царского трона, иначе говоря, ослабить оппозицию царизму и быстро нараставшее под знаменем народничества революционное движение.

Иную позицию в балканских делах занимала умеренно либеральная буржуазия, крупные петербургские банки и биржа. Связанные с железнодорожным грюндерством и иностранным капиталом и заинтересованные в его привлечении в Россию, эти круги стояли в тот момент за сохранение мира и за действия на Балканах только в согласии с «Европой», что обрекало русскую дипломатию на крайнюю умеренность в смысле поддержки славянского движения. Плохое же состояние государственной казны требовало от царского правительства именно такой политики, какой желала петербургская биржа.

Противники славянофильской политики были и в реакционных кругах. В рядах русской дипломатии типичным представителем  консерваторов-реакционеров был бывший начальник «Третьего отделения» посол в Лондоне граф Петр Шувалов.  Славянофилы же считали своей опорой посла в Константинополе графа Игнатьева. Он щеголял «славянскими симпатиями», но его действительная политика была далека от подлинно славянофильской. Игнатьев стремился решить ближневосточные проблемы, включая вопрос о боснийско-герцеговинском восстании, посредством сепаратного русско-турецкого соглашения. Ему мыслился русско-турецкий союз, наподобие Ункиар-Искелесского договора, как основа русского влияния в Турции и на Балканах. Именно не без воздействия Игнатьева султан издал фирман от 12 декабря 1875 г., в котором возвещал реформы, включая уравнение христиан в правах с мусульманами, снижение податей и т.п., что должно было успокоить повстанцев без помощи великих держав. Эта политика также не увенчалась успехом, как и посреднические попытки консулов: повстанцы не доверяли обещаниям турецкого правительства.

Царь Александр II и Горчаков, его министр иностранных дел, разделяли страх перед войной и ее возможными последствиями. Горчакову казалось, что можно что-то сделать для славян, а вместе с тем и для повышения престижа России без риска войны, если действовать заодно с Австро-Венгрией.

Андраши тоже считал необходимым кое-что все же предпринять в пользу славян, дабы предупредить вмешательство Сербии и единоличные действия России. Но если Горчаков стремился расширить размеры уступок со стороны Турции, то Андраши намерен был ограничиться самыми минимальными мероприятиями. В конце концов, он добился от Горчакова значительного сужения первоначальной русской программы. Покровительство христианам свелось к плану административных реформ, осуществления которых державы должны были потребовать у султана.

30 декабря 1875 г. Андраши вручил правительствам всех держав, подписавшим Парижский трактат 1856 г., ноту, излагавшую проект реформ в Боснии и Герцеговине.  Все державы изъявили свое согласие с предложениями Андраши. 31 января 1876 г. проект Андраши был передан Порте послами всех держав, подписавших Парижский трактат.

Турция приняла «совет» держав и дала свое согласие на введение реформ, предложенных послами. Но вожди повстанцев решительно отвергли австро-венгерский проект. Они заявили, что не могут сложить оружие, пока турецкие войска не будут выведены из восставших областей и пока со стороны Порты имеется лишь одно голословное обещание, без реальных гарантий со стороны держав.  Они выдвинули и ряд других условий.

Русская дипломатия поддержала требования повстанцев, но они были отвергнуты Турцией. Тогда Горчаков предложил Андраши и Бисмарку обсудить создавшееся положение при встрече трех министров, приурочив его к предстоящему визиту царя в немецкую столицу. Предложение Горчакова было принято. Встреча состоялась в мае 1876 г. Она совпала с отставкой великого визиря Махмуд-Недима-паши. Махмуд являлся проводником русского влияния, его падение означало, что турецкое правительство теперь склонилось к английской ориентации. Разумеется, такое изменение курса турецкой политики не могло не отразиться на отношении русского правительства к Османской империи. К тому же восстание против турецкого ига ширилось. Оно охватило и Болгарию.

Русское правительство, как и раньше, предпочитало требовать у Турции предоставления автономии всем славянским областям Балканского полуострова. С этой идеей Горчаков и приехал в Берлин.

Однако австро-венгерский министр не допускал и мысли, чтобы освобождения славянства увенчались существенным успехом, а влияние России восторжествовало хотя бы над частью Балкан. Андраши внес в проекты Горчакова столько поправок, что они совершенно утратили свой первоначальный характер и превратились в расширенную ноту самого Андраши от 30 декабря 1875 г. Новым по сравнению с  нотой было то, что теперь предусматривалось некоторое подобие тех гарантий, которых требовали повстанцы. Окончательно согласованное предложение трех правительств, известное под названием «Берлинский меморандум», заключалось заявлением, что в случае если намеченные в нем шаги не дадут должных результатов, три императорских двора договорятся о принятии «действенных мер… ради предотвращения дальнейшего развития зла». В чем эти «действенные меры» выразятся – об этом меморандум умалчивал.

Берлинский меморандум был принят тремя державами 13 мая 1876 г. На следующий же день английский, французский и итальянский послы были приглашены к германскому канцлеру; здесь они застали Андраши и Горчакова. Правительства Франции и Италии незамедлительно ответили, что они согласны с программой трех императоров. Но Англия в лице кабинета Дизраэли высказалась против нового вмешательства в пользу балканских славян.  Англия, подобно Австро-Венгрии, не желала допустить ни их освобождения, ни усиления русского влияния на Балканах. Руководители британской внешней политики считали Балканы плацдармом, откуда Россия могла угрожать турецкой столице, а, следовательно, выступать в роли соперника Англии, оспаривая у нее первенствующее влияние в Турции и на всем Востоке. После прорытия канала через Суэцкий перешеек (в 1869 г.) основные коммуникационные линии Британской империи пролегали через Средиземное море. В связи с этим английское правительство стремилось подчинить своему контролю не только Египет, но и всю Турецкую империю. Это обеспечило бы господство Англии над всем Ближнем Востоком. Преобладающее влияние в Турции позволило бы Англии еще крепче запереть Россию в Черном море. Тем самым не только ограждались от нее важнейшие имперские коммуникации, но и сама Россия ставилась бы в зависимость от Англии как фактической хозяйки проливов.

Имелись у английского правительства и другие соображения. В связи с замышлявшейся в Лондоне агрессией против Афганистана вполне возможными были осложнения с Россией в Средней Азии. Однако для Англии было несравненно выгоднее развязать борьбу с Россией не в Средней Азии, где Англия одна стояла лицом к лицу со своими конкурентами, а на Ближнем Востоке, где можно было бы провести борьбу чужими руками – с помощью Австро-Венгрии и Турции. Своим отказом принять Берлинский меморандум Дизраэли завоевал господствующее влияние в турецкой столице, сделал новый шаг к превращению Турции в орудие английской политики, расстроил «европейский концерт» в Константинополе, еще более ослабил «союз трех императоров» и поощрил Турцию на сопротивление  их требованиям.

Тем временем на Балканах произошли новые события. Почти одновременно с появлением Берлинского меморандума турки подавили восстание в Болгарии. Усмирения сопровождались дикими зверствами. Всего в Болгарии было убито не менее 30 тысяч человек. Кроме того, назревали новые осложнения. Сербскому и черногорскому правительствам становилось все труднее противиться национальным требованиям своих народов. И Сербия, и Черногория уже готовились к вооруженному вмешательству в пользу боснийско-герцеговинских повстанцев. Представители России и Австрии в Белграде и Цетинье официально предостерегали против этого. Но сербы были уверены, что если Сербия и Черногория начнут войну, Россия, невзирая на официальные предостережения, не допустит их разгрома турками.

30 июня 1876 г. сербский князь Милан объявил войну Турции. То же самое сделал князь черногорский Николай. В Сербию отправилось 4 тыс. русских добровольцев, в том числе много офицеров, во главе с генералом Черняевым, которого Милан назначил главнокомандующим сербской армии. Из России поступала также значительная денежная помощь.

С приходом в Египте к власти Насера и ростом его авторитета в арабском мире ситуация в регионе снова обострилась. Насер, стремясь воплотить в жизнь пан арабскую идею, предполагал вытеснить англичан с региона, уничтожить Израиль и восстановить господство и былое великолепие ислама в регионе. Естественно, что против него были настроены англичане, а так же и французы, которые в это время боролись с арабским национализмом в Марокко, Алжире и Тунисе. Заигрывание Насера с Москвой, его беcкомпромиcсная позиция по отношению к Израилю оттолкнули от него и США, которые сначала предполагали выделить средства Египту для строительства Асуанской плотины. Отказ Запада финансировать строительство плотины подтолкнул Насера к решению национализировать "Всеобщую компанию морского Суэцкого канала". 26 июля 1956 выступая на митинге по случаю годовщины египетской революции, он обьявил о национализации компании. (смотрите текст президентского декрета). Возник международный кризис. Консервативные кабинеты Лондона, Парижа (Франция владела значительным пакетом акций канала) и Израиля решают осуществить в Египте переворот и скинуть Насера. Существовал и прецедент (переворот в Иране в августе 1953). Согласно принятому вконце июля 1956 решению, Великобритания и Франция развернули подготовку к интервенции. Великобритания призвала 20 000 резервистов, Франция направила свои войска на Кипр. Начались секретные переговоры обоих стран с Израилем, разработка совместных планов интервенции. Пользуясь международным кризисом, израильские войска вторгаются в Египет.

Утром 30 октября 1956 года египетские подразделения вошли в соприкосновение с израильскими войсками. Наиболее крупные бои завязались под деревней Абу-Агила. События на международной арене развивались не менее стремительно. На следующий день после начала агрессии египетские послы в Париже и Лондоне были вызваны в министерства иностранных дел. Им зачитали требование прекращения военных действий и отведения египетских и Израильских войск на 10 миль по обе стороны канала. Египту также предлагалось согласиться на временное занятие английскими и французскими войсками важных позиций в районе Порт-Саида, Исмаилии и Суэца. Египет откинул эти требования. 31 октября англо - французские войска начали военные действия. 5 ноября в Порт-Саиде и Порт-Фауде началась высадка англо-французского десанта. Египетским частям был отдан приказ отходить к каналу. К этому времени, то есть за пять дней войны, израильская армия захватила Сектор Газа, Рафах, Аль-ариш и заняла большую часть Синайского полуострова. Началась борьба на дипломатической арене, на сторону Египта стали СССР, страны соц. лагеря, Лига арабских стран и что самое интересное - США. В решении ООН, принятом 2 ноября большинством в 64 голоса (против выступили только Франция, Великобритания, Израиль, Новая Зеландия и Австралия) отмечалось, что Израиль виновен в нарушении соглашения о перемирии. Англия и Франция были объявлены агрессорами. Совет Безопасности потребовал немедленно прекратить боевые действия и вывести войска с оккупированных территорий.

5 ноября советское правительство обратилось к Англии, Франции и Израилю с ультимативным требованием немедленно прекратить военные действия, предупредив о последствиях, к которым может привести продолжение интервенции. В послании английскому премьер-министру указывалось на возможность применения современного ракетного оружия, а в послании Израилю ставился вопрос и о самом существование этого государства. Через 22 часа после вручения посланий советского правительства главам правительств Англии и Франции военные действия были прекращены. 6 ноября с требованием прекращения военных действий выступил и президент США Д. Эйзенхауэр.

7 ноября 1956 Генеральная Асамблея ООН 64 голосами проголосовала за сформирование международных сил ООН для контроля за выведением войск Англии, Франции и Израиля с египетской территории. 15 ноября в Египет прибыли первые подразделения врйск ООН. 22 декабря 1956 выведение войск Англии и Франции завершилось. В марте 1957 и израильские войска покинули оккупированные ими в течении войны территории.

Провал агресии против Египта имел большое международное значение. Резко возрос авторитет Египта и его президента Насера, который стал лидером арабского мира. Значительно ослдабели позиции Англии и Франции на Ближнем Востоке.

1 января 1959 г. на Кубе победила революция, во главе которой стоял 32-летний партизанский вождь Фидель Кастро. Новое правительство начало решительную борьбу с американским влиянием на острове. Нет нужды говорить, что Советский Союз полностью поддержал Кубинскую революцию. Однако власти Гаваны серьезно опасались военного вторжения США. В мае 1962 г. Никита Хрущев выдвинул неожиданную идею - разместить на острове советские ядерные ракеты. Такой шаг он шутливо объяснял тем, что империалистам “надо запустить ежа в штаны”. После некоторых размышлений Куба ответила согласием на советское предложение, и летом 1962 г. на остров было отправлено 42 ракеты с ядерными боеголовками и бомбардировщики, способные нести ядерные бомбы. Переброска ракет производилась в строжайшей тайне, однако уже в сентябре руководство США заподозрило неладное. 4 сентября президент Джон Кеннеди заявил, что США ни в коем случае не потерпят советских ядерных ракет в 150 км от своего берега. В ответ Хрущев заверил Кеннеди, что никаких советских ракет или ядерных зарядов на Кубе нет и не будет.

14 октября американский самолет-разведчик сфотографировал с воздуха стартовые площадки для ракет. В обстановке строгой секретности руководство США начало обсуждать ответные меры. 22 октября президент Кеннеди обратился по радио и телевидению к американскому народу. Он сообщил, что на Кубе обнаружены советские ракеты, и потребовал от СССР немедленно удалить их. Кеннеди объявил, что США начинают военно-морскую блокаду Кубы. 24 октября по просьбе СССР срочно собрался Совет Безопасности ООН. Советский Союз продолжал упорно отрицать наличие на Кубе ядерных ракет. Обстановка в Карибском море все более накалялась. К Кубе двигалось два десятка советских кораблей. Американские суда получили приказ остановить их, если потребуется - огнем. Правда, до морских сражений дело не дошло. Хрущев приказал нескольким советским кораблям остановиться на линии блокады.

С 23 октября между Москвой и Вашингтоном начался обмен официальными письмами. В первых посланиях Н.Хрущев с негодованием называл действия США “чистейшим бандитизмом” и “безумием выродившегося империализма”.

Через несколько дней стало ясно, что США полны решимости любой ценой убрать ракеты. 26 октября Хрущев направил Кеннеди более примирительное послание. Он признавал, что на Кубе имеется мощное советское оружие. В то же время Никита Сергеевич убеждал президента, что СССР не собирается нападать на Америку. По его выражению, “Только сумасшедшие могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть, и весь мир перед тем уничтожить”. Хрущев предлагал Джону Кеннеди дать обязательство не нападать на Кубу; тогда Советский Союз сможет вывезти с острова свое оружие. Президент Соединенных Штатов ответил, что США готовы принять на себя джентльменское обязательство не вторгаться на Кубу, если СССР заберет свое наступательное оружие. Таким образом, первые шаги к миру были сделаны.

Но 27 октября наступила “черная суббота” Кубинского кризиса, когда лишь чудом не вспыхнула новая мировая война. В те дни над Кубой с целью устрашения дважды в сутки проносились эскадрильи американских самолетов. И вот 27 октября советские войска на Кубе сбили зенитной ракетой один из самолетов-разведчиков США. Его пилот Андерсон погиб. Ситуация накалилась до предела, президент США принял решение через двое суток начать бомбардировку советских ракетных баз и военную атаку на остров.

Однако в воскресенье ,28 октября, советское руководство решило принять американские условия. Решение убрать с Кубы ракеты было принято без согласования с кубинским руководством. Возможно, так поступили намеренно, поскольку Фидель Кастро категорически возражал против удаления ракет.

Международная напряженность стала быстро спадать после 28 октября. Советский Союз вывез с Кубы свои ракеты и бомбардировщики. 20 ноября США сняли морскую блокаду острова. Кубинский (или Карибский) кризис мирно завершился.

1. Козюренко Ю. Начало либерализации//Независимая газета 2006. 23 февраля., C. 5.

2. Хрущев Н.С. О культе личности и его последствиях // Известия ЦК КПСС 1989., №3. С.128-170., 2005. - 276с.

3. Боффа Д. История Советского Союза. Т.2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущёв. 1941-1964 гг. - М, 2004.

[1] Д.А. Волкогонов “Семь вождей” т.1 с.369

[2] “Новое Время “ 1989 №16 с.27

[3] Ф.М. Бурлацкий “Вожди и советники” с.83

[4] Бурлацкий Ф. Вожди и советникию С.82

[5] Ф.М. Бурлацкий Вожди и советники с.76.